– Поздно!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Неприятности начались, как только отошли от Ипатовки и вступили в лес. Причем не «домашний», как под Череповцом, знакомый и с множеством тропинок, протоптанных грибниками, а мрачный и дикий.
Высоченные ели стояли стеной, практически смыкая колючие ветви. Здоровые зеленые деревья чередовались с полусухими, больными. Голые корявые стволы с торчащими во все стороны обломанными рыжими ветками почему-то напоминали Тамаре скелеты.
Погода резко изменилась. Не успели проехать Воскресенское, тут же исчезло солнце. Редкие и довольно высокие облака с каждым километром пути словно опускались и набухали. Уже к Ипатовке небо было сплошь затянуто свинцовыми тучами, такими низкими, что Тамаре порой казалось – они брюхом задевали их старый автобус.
Автобус подпрыгивал, раскачивался, натужно хрипел и едва не рассыпался. Тамару впервые за многие годы укачало, и она украдкой воспользовалась пакетиком из-под чипсов.
Сердце преисполнилось мрачнейших предчувствий. Тамара тоскливо смотрела в мутное, вечность немытое стекло и мечтала, чтобы кошмарная поездка оказалась просто сном. Дурным сном!
Вот-вот она проснется и по привычке будет долго лежать с закрытыми глазами, прислушиваясь к тишине в квартире. Взволнованно сопит Крыс, он всегда как-то улавливал момент пробуждения хозяйки. Затем радостно взвизгнет и рванется к постели.
Впрочем, остальные пассажиры будто не замечали суровых пейзажей по обочинам разбитой дороги. Не видели опустевших жалких деревенек, не замечали частые, безжалостные вырубки и гари, заболоченные и отвратительно воняющие.
Порой лес почти смыкался. Сквозь трещины в асфальте проросла трава, и корневища древних елей рвались наружу, крепкие и вздутые, словно варикозные вены грузной старухи. Автобус подбрасывало на них, Тамара бледнела, стискивала зубы и проклинала собственную бесхребетность: ведь не хотела же ехать!
Тамара не запомнила, как они добрались до Ипатовки. А чуть позже – тяжеленный рюкзак за спиной превратил ее почти в зомби. Тамара брела последней в цепочке «искателей счастья». Она и не заметила, как миновали деревню. Едва передвигала ноги и больше всего на свете боялась упасть.
Огромный рюкзак просто раздавит ее!
В странном забытьи Тамара протискивала сквозь колючие ветки, пальцами обирала с лица рваную паутину и слабо улыбалась Крысу, когда бультерьер подбегал к ней отметиться и совал влажным носом в ладонь.
Тамара пришла в себя лишь на крошечной поляне. Ткнулась в спину остановившейся вдруг Кати и замерла, покачиваясь и тупо тараща глаза. Как сквозь вату доносились чужие озабоченные голоса, смысла слов она не понимала.
Потом с Тамары сняли рюкзак – кажется, Лелька с Мишей, – и она кулем упала в траву. Лежала, разбросав руки в стороны, и влажное низкое небо пульсировало над ее головой в унисон частившему сердцу.
Тамара безразлично думала: «Мне не встать. И ладно. Пусть бросают здесь. Лучше умереть, чем ТАК мучиться…»
Плечи горели, каждая мышца ныла и молила о милосердии, лежащий рядом рюкзак бросал в дрожь.
Наконец верхушки елей перестали раздваиваться. Тучи уже не давили на грудь, и дыхание выровнялось. Тамара только сейчас почувствовала под спиной камень и со стоном перекатилась в сторону. Легла поудобнее и бессмысленно улыбнулась: она в жизни не ощущала подобного блаженства!
«Только ради этого стоило пойти в поход. Именно в такие минуты понимаешь, насколько прекрасна жизнь».
Гул в ушах прекратился и распался на отдельные голоса. Тревожные голоса – мысленно уточнила Тамара.
– И что нам теперь делать?
Тамара обернулась на испуганный Катин возглас. И хмуро усмехнулась: все в сборе. Никто, кроме нее, не валяется трупом посреди поляны. Все на собственных ногах и вполне бодрые.
«Может, у них рюкзаки полегче», – уныло сказала себе Тамара.
Тут она не вовремя вспомнила, как пыталась сдвинуть с места Колин рюкзак – еще на автовокзале, – помрачнела. Получалось: она здесь самая слабая.
«Не всем же рождаться ишаками, – раздраженно фыркнула Тамара. – И потом – может, они привыкли таскать на себе тяжести?»
***
– Да что угодно, – капризно протянула Снежана. – Только учтите – я без цветов возвращаться не собираюсь. Надо мной смеяться будут!
Тамара вздрогнула – возвращаться?! Господи, да она бы все на свете отдала – поверни они назад. Пока не отошли от Ипатовки слишком далеко. Всего несколько часов каторги – и они дома.
«И незачем переть в Череповец мерзкий рюкзачище, – с вдруг проснувшейся надеждой подумала Тамара. – Можно спокойно ополовинить его прямо здесь. Крупы там выбросить, спальник и собачий корм. И резиновые сапоги проще купить в городе, чем волочь домой эти…»
Она наконец забудет о вчерашнем звонке!
Тамару передернуло, в голове этом прокатилось: «С-с-стр-р-ра-а-ж-ж-ж…»
Она героически заставила себя подняться. Охнула, нечаянно задев рукой плечо, и озабоченно посмотрела на рюкзак: «Точно, стерла кожу лямками. Пойдем назад, нужно что-то под них подложить, полотенце хотя бы…»
***
– Чертовщина какая-то, – взволнованно прошептал Коля.
– Правда, странно, – пробасил Миша. – Здесь нет никаких… э-э-э… – И он с нескрываемой гордостью за собственную эрудицию выпалил: – Магнитных аномалий! Я в Воскресенском вырос, мы в детстве тысячи раз по этим лесам лазили. И с компасом тоже.
– Именно здесь? – уточнила Катя и даже топнула ногой. – Ты о поляне говоришь?
– При чем тут поляна? – Миша хмуро осмотрелся и пожал плечами.
– При том. Еще пять минут назад, – вместо Кати ответил Саша, – компас не глючил.
Миша горестно запыхтел, в синих глазах застыло недоумение. Лелька забрала у него компас и зачем-то потрясла его.
Шесть голов дружно рванулись навстречу друг другу. Шесть человек разочарованно выдохнули. Коля убито пробормотал:
– По-прежнему пляшет…
Тамара с любопытством воскликнула:
– Что пляшет?
Шестеро искателей счастья посмотрели на нее так, будто Тамара только что с луны свалилась. Снежана раздраженно фыркнула. Катя робко улыбнулась и пояснила:
– Стрелка как с ума сошла.
– Мы не знаем, куда идти, – пожаловалась Лелька.
– А куда надо?
– Примерно на северо-восток, – вздохнул Коля, непонимающе рассматривая свой компас. – Прямо мистика какая-то…
– Почему мистика? Может, он просто сломался? – жизнерадостно предположила Тамара.
– Эта убогая еще и скалится, – прошипела Снежана.
Снежане Куликовой (родители когда-то записали ее Татьяной – никакого воображения!) почему-то с самого начала не понравилась худенькая большеглазая девица. Веснушчатая, с крупным ярким ртом и смешной лохматой челкой над удивленно приподнятыми бровями. Она вечно накручивала волосы на палец – ну и манеры! – тащила каштановую прядь в рот, и взгляд ее казался отрешенным и мечтательным.
