– Память памятью, но как мы ее откроем, если эти парижские крючкотворы закрысили ключи от нее?
– А зря я, что ли, одиннадцать лет оттоптал?… – с пафосом воскликнул Осип, незамысловато намекая на свое тюремно-лагерное прошлое. – Откроем, Саныч, не боись. Это ишшо не самое трудное, служба будет впереди, как грил Конек-Горбунёк, – ввернул он очередную, после упоминания Гете и Гюго, литературную ссылку. – Попасть-то мы на твою новую хату попадем, но дальше… что дальше. А я так думаю, – он почему-то огляделся по сторонам, потом посмотрел в мрачное петербургское небо, в котором с демоническим карканьем наперегонки летели три вороны, – что, верно, придетси звонить Ильичу.
– Проще в Мавзолей сходить, – шутка была настолько дежурной, что ни Осип, ни сморозивший ее Иван Саныч даже не улыбнулись, тем более что улыбаться было особо нечему: под Ильичом разумелся, само собой, не вождь мировой революции, а Александр Ильич Астахов, отец Ивана. К слову, человек не менее коварный и жестокий, чем любитель детей и субботнических бревен товарищ Ленин.
– Зачем? Зачем ему звонить-то?
– А у него прихватики есть, Ваня. И в мусарне, и в ФСБ. Он может помочь найти Жодле и Магомадова, Али который. А так – где их искать? Питер огромный. Это тебе не Мокроусовск, где Березкин всех от и до знает.
– Позвоним, – после некоторой паузы сказал Иван Саныч. И подумал, что, быть может, при известии об огромном наследстве, зависшем над головой сына и угрожающем вот-вот свалиться на него, отец немного оттает и (в надежде на будущую щедрую мзду, разумеется) поможет сыну и старому знакомому – Осипу – решить их проблему.
Осип, как всегда, оказался прав. Прав в плане того, что квартиру действительно можно открыть без всяких ключей. Тем более что старый типовой замок, уныло торчащий в старой двери с еще совковых времен, поддался Осипу еще быстрее, чем Лиза Гарпагина, – и уже через минуту пыхтения и манипуляций с помощью купленной в книжном магазине скрепки открылся. Дверь отворилась, и на Ивана Саныча и Моржова пахнуло затхлым запахом нежилого помещения, хозяева которого не казали сюда носа уже много лет.
Вошли. На всем лежал толстый неолитический слой пыли, смахивавший на первый октябрьский снежок, тронутый автомобильными выхлопными газами. Прямо на входе валялась заскорузлая серая тряпка, похожая на труп невезучего зайца, попавшего под машину.
– Да, – проговорил Иван Александрович, чрезвычайно похоже, как всегда, копируя интонации на этот раз инженера Тимофеева из «Иван Васильевич меняет профессию», – это, окнечно, не царские палаты. Но все-таки отдельная квартира.
– Не бубни, Саныч, – отозвался Осип, – обживем. Ничаво.
– Обживем. Если, конечно, поживем, – мрачно проговорил Астахов. – Ладно… есть тут телефон или нет?
Телефон был и, как ни странно, функционировал. Правда, престарелый аппарат, который подвизался в функции телефонного, больше походил на мини-гроб без обивки и хрипел как удавленник, но тем не менее именно по нему Иван Саныч решился позвонить отцу. Пыльный телефонный диск скрипел и выскальзывал из пальцев, как будто не желая усваивать номер, набираемый Астаховым, но тем не менее Ваня вскоре услышал длинные гудки, а потом облился холодом, услышав в трубке знакомый голос:
– Да!
Ваня открыл рот, но там, во рту, пересохло и слова, и без того бедные и жалкие, колюче расперли гортань и прилипли к нёбу.
– Слушаю!
– Папа, это я, – выговорил Астахов.
– А, Ванька? – неожиданно весело откликнулся отец. – Ну как у тебя там дела, в Париже-то?
– Да я не из Парижа…
– А откуда?
– Сантьяго-де-Куба, – машинально выговорил Иван Саныч, почему-то вспомнив название улицы, на которой находилась квартира.
– С Кубы? А что ты там делаешь-то?
– Да ты не понял… – Ваня замялся.
– Я не понял? Да это ты ничего не объяснил. Ты что, успел уже что-то натворить в Париже, а потом смотался за океан, на Кубу?
Огромным усилием воли Астахов-младший взял себя в руки.
– Папа, ты прав. То есть ты прав, но прав наполовину. Я действительно натворил немного в Париже, то есть попал в небольшую передрягу… м-м… нет, большую…
– Кто бы сомневался!!
– …но я звоню не с Кубы. Я в Питере, папа. Сантьяго-де-Куба – это такая улица… есть такая улица в Питере, папа.
Александр Ильич помолчал. Потом кашлянул и сухо произнес:
– В Питере? А что ты делаешь в Питере, Иван?
– У меня возникли сложности…
– Ты уже говорил.
– У меня возникли сложности, папа, – быстро заговорил Астахов, опасаясь, что будет прерван отцом или тот вовсе положит трубку, – но только тут не такое, как ты подумал. Деньги мне не нужны… то есть нужны, но… они у меня есть, только их нужно получить. Дело в том, что я получил наследство. Большое наследство, папа, семьдесят миллионов франков. Вот так.
Александр Ильич снова кашлянул и спросил самым будничным тоном, как будто получение наследств в семьдесят миллионов франков было совершенно плевым делом:
– Наследство? От кого? От Гарпагина, что ли? Это как же старый скупердяй сподобился дать тебе денег, да еще сразу семьдесят миллионов? На доллары это будет примерно двенадцать миллионов, да?
– Ну да.
– Для такой щедрости… для такой щедрости надо как минимум умереть. Я имею в виду Гарпагина.
– А, ты уже знаешь?
– Что, действительно умер? – Астахов-старший помолчал, а потом добавил: – Нет, я ничего не знал. Вот, узнал от тебя. А что с ним такое? Я-то думал, что Степан Семеныч существует в точности по анекдоту: «Циперович, как ваше здоровье?» – «Не дождетесь!»
– Да нет… дождались. От инфаркта он умер. После того, как узнал, что убили его сына, Николя, и сгорел дом в Сен-Дени.
– Да-а-а! – В голосе отца на этот раз не было даже намека на иронию, которой он щеголял подчас в самые неподходящие моменты. – Интересные дела. Ладно… не телефонный это разговор, надо сказать. Где ты там, говоришь, находишься? Сантьяго-де-Куба? Улица такая? А где она?
Ваня наскоро объяснил.
– А, ну это не так уж и далеко от меня. Ладно. Давай адрес, сейчас приеду. Чувствуется, разговор будет интересный. А кстати, откуда у тебя эта квартира? Тоже наследство дядюшки Гарпагина?
– Да, – сухо ответил Ваня и продиктовал адрес.
– Ладно. Жди.
– Только ты, папа, обойдись как-нибудь без своих обычных штучек.
– Это каких еще? – подозрительно осведомился Александр Ильич.
– Ну, там киллеры разные… маскирующиеся под следователей Генпрокуратуры, – буркнул Ваня. – Осокины и компания…
– А, ты об этом? Никак забыть не можешь? И правильно. Кстати, об Осокине: можешь не костерить его следователем Генпрокуратуры, он оттуда уволился. И теперь проходит лечение в больнице соответствующего профиля. Его Осип так удачно приложил. А Осип с тобой?
