– Да.
– Чего ж ты тогда боишься?
И Ваня услышал в трубке короткие гудки: Александр Ильич Астахов дал отбой.
* * *
Он приехал не через полчаса, как обещал, а, скажем, через полтора часа. Вежливость королей, коей, как известно, является точность, не входила в число достоинств Александра Ильича Астахова.
Он вошел в квартиру и тут же процитировал начало знаменитой гоголевской повести «Тарас Бульба»:
– А поворотись-ка, сынку! Экий ты смешной! (Иван Саныч еще не успел снять с себя платье, приличествующее «Жанне Николаевне Хлестовой».) Что, никак из образа выпасть не можешь… актер?
– Да уж, – пробормотал Иван Саныч, вяло пожимая протянутую отцом руку.
– А Осип просто денди, – продолжал иронизировать Александр Ильич, – я его таким не видел даже в ту пору, когда он у меня работал и получал прилично.
– А когда мы с тобой на лесоповале у Индигирки лес рубили, я еще красивей-от был, – в тон Астахову-старшему отозвался Осип.
Александр Ильич поморщился: он не любил, когда ему напоминали о темном лагерном прошлом.
– Я вижу, вы после Парижа просто шик-блеск иммер элегант! – сказал он. – Пьете?
– Да уж, – сказал Ваня.
– Пьем, – сказал Осип, – на кухне. Тут без водки не разбересси.
– Ладно, – махнул рукой Александр Ильич, – и мне налейте немного. А то давно я водочкой не лакомился. Режим, знаете ли, режим, распорядок…
– Да уж, – повторил Иван Саныч, – на жабры плеснуть по стольничку – это святое. Да ты проходи, папа, располагайся. Что ты в проходе-то застрял, как геморроидальная свеча?
Осип хмыкнул…
– Ну что, – произнес Александр Ильич, когда священнодействие вокруг сосуда в водкой было приведено к своему естественному завершению, – чем порадуете? Что вы там такое в Париже натворили, что вымерла вся семейка Гарпагиных, как динозавры?
– Да ничего особенного, – в тон ему ответил Иван Саныч, – просто я в самолете подчистил кармашки одного французика, который оказался сотрудником французской разведки. А у этого французика в кармане был мини-диск, из-за которого наш чуть не грохнули.
– Чуть не зажарили в доме Стяпан Семеныча, как ентот… гриль, – уточнил Осип, а Ваня тут же добавил:
– И похитили Настю. Вот ту самую, которая дочь Дьякова. Может, с концами.
– С концами? В смысле?
– В смысле – убили.
– Плохой смысл, – сказал Астахов-старший. – Очень плохой смысл. А что за диск?
– Да я сам бы дорого дал, чтобы узнать, – отозвался Иван Саныч, – да только, папа, там какие-то коды доступа навороченные стоят. Пассворды. Так что до информации я не докопался. А она там, верно, важная, если за ней Жодле с Али Магомадовым так гоняются.
– Везде ты, Ванька, влипнешь, – сказал отец, – как говорится в пословице: свинья везде грязь найдет. Даже в Париже, как ты.
– Да там такое… – уклончиво выговорил Иван, – между прочим, дорогой папа, ты сам подлил масла в огонь: кто просил тебя говорить, что мы с Осипом – следователи Генпрокуратуры, а? Никто тебя такого говорить не просил. Нас там из-за этого и плющили, собственно. А ты мне тут втираешь про свинью. Поговорочки разные…
– А что мне, собственно, этому Гарпагину надо было говорить? Да если бы я ему сказал, кто вы на самом деле, а именно – мелкий жулик, страдающий алкоголизмом и клептоманией, а также вор-рецидивист…
– С тобой же и мотали, Ильич, – тут же перебил его Осип, – ты, между прочим, тоже загремел не за высаживание помдорной рассады, а за то, что захомутал аж вагон с шинами для «жигуличек» и толкнул его налево. А прямо на суде украл ручку у прокурора. С золотым пером. Так что ты енто… не очень про кляптоманию Ванькину. Твое семя-от. Да от его жизни собачьей станешь тут кляптоманом.
– Тебе в комитет солдатских матерей надо на работу устроиться, – отозвался Астахов-старший. – Дежурным плакальщиком. Красиво разливаешься. Ладно. Рассказывайте ваше дело. Чем смогу, помогу. А сколько, ты говоришь, у тебя наследство, Ванька?
– Вот с этого и надо было начинать! Вот именно это я и ожидал услышать! – пафосно объявил Ваня. – А то, папа, когда ты начинаешь строить из себя заботливого отца семейства и этакого усатого няня, у тебя как-то не очень получается. А тут, как грится, все чисто конкретно: какое лавэ, Ваня, ты отгребаешь и сколько тебе поставить в мою долю. За услуги, стало быть.
– Ты не паясничай. Ты дело говори.
– А что тут дело говорить? Отписал мне дядя Степан щедрой ручкой семьдесят миллионов, так торопился мне наследство оставить, что уже при смерти, в больничной палате, заперся с нотариусом или еще каким-то там крючкотворишкой, и… и вот. Отписать-то он отписал, все это замечательно, да только сделал добрый дядюшка в конце маленокую приписочку. А в приписочке написано ни больше ни меньше как непременное условие найти убийц Жака… этого слуга, хороший дядька, кстати… и Николя. И разыскать какой-то гребаный сейф, который у него сперли из кладовки.
– Ничаво себе кладовка, – подал голос Осип, который все это время сидел в углу и вяло тренькал на взятой с антресолей пыльной балалайке с двумя струнами (третья была порвана). – Так ента кладовка-от раза в три больше вот ентой квартиры. Если не в четыре.
– Ну да, – кивнул Астахов. – И до тех пор, пока я не найду всего этого, денежки я не получу. Будут валяться на счетах в банке.
– Значит, тебе половина денег. А вторая половина кому? Лизе, дочке Гарпагина?
– Угу. С ней тоже вышла заковыка. Он вот тут замуж собралась.
– Замуж? Лиза? Так она же вроде мужчинами не интересовалась?
– Заинтересовалась.
– Да, повезет кому-то. Дама она теперь денежная. И за кого ж она собралась?
– За Осипа, – просто ответил Иван Саныч.
Глаза Астахова-старшего округлились, и он посмотрел на сына с таким видом, с каковым заботливый врач психиатрической клиники лицезреет пациента в период сезонного обострения.
– А чаво ж, – важно сказал Осип. – Жаницца – оно дело хорошее.
Александр Ильич сделал какое-то неожиданно резкое движение и, дрыгнув в воздухе ногами, чего он не делал уже лет десять, с того момента, как еще при Горбачеве трое отморозков из конкурирующего кооператива хотели повесить его в гаражах, – захохотал:
– За О-осипа-а?! За-му-у-уж?! Да ну!!
– А чаво ж, – повторил месье Моржов, но уже с легкой ноткой обиды, – вот тебе и да ну. – Он тренькнул на одной струне. – И почему не за мене? Мужик я справный, а чаво ж денег енто… нету, так у нее самой гребись они лопатой. Тольки, Сан Ильич, она со мной обручилась, а в ихний загс, ратуш, что ли, по-ихнему… идти пока не хочет. Грит: пособи Санычу найти ентих уродов, потом и свадьбу закаруселим. Со свадебным путяшествием по всяким морям, океанам, островам и другим Индиям.
