Иван Саныч принужденно засмеялся.
– Ладно, – поднимаясь со стула, сказал Александр Ильич, – поехал я. Все мне с вами понятно. Оформлю тебе новый паспорт, Ванька. Сделаю запрос в ФСБ по этим Жодле и Али. Не знаю, как насчет Жодле, но на человека с замечательной фамилией Магомадов, к тому же являющегося французским подданным, что-то быть должно. Теперь у меня два вопроса. Первый: сколько я получу, если дело выгорит?
– О-па! – сказал Осип.
Ваня выпустил сквозь сжатые зубы:
– А сколько бы ты хотел, папа?
Александр Ильич провел тяжелым взглядом по стареньким выцветшим обоям, которые, верно, клеил Степан Семенович Гарпагин еще до своего выдворения из – тогда еще – Советского Союза, и веско уронил:
– Половину.
Иван Саныч широко раскрыл глаза, но тут же совладал с собой и даже нашел в себе силы обозначить в голосе холодную иронию:
– И ключи от дома в Барселоне. Он у меня тоже значится в завещании. А также пожизненное пособие по бедности в размере миллиона долларов в год. Это несерьезно, папа. Максимум, что я тебе дам – это миллион.
– Ого, какой у меня сын, – сказал Астахов. – Так запросто говорит: миллион. Миллион чего?
– Франков, разумеется. Ведь наследство-то французское. Или ты предпочитаешь брать пиломатериалами, то есть рубликами?
– Я предпочитаю брать долларами, – сказал Астахов-старший жестко. – Или фунтами стерлингов. Но твой миллион я пока возьму. Условно-заочно. В качестве аванса. Ладно, с этим вопросом пока что калиточку прикрыли. Теперь второй вопрос. Вы собираетесь жить пока что здесь, на этой квартире? Она же вроде не передана в твое пользование, так, Иван?
Тот только пожал плечами: дескать, кому нужны эти формальности?…
– А какой тут телефон?
– А я не знаю, – ответил Астахов-младший.
– То есть? А, ну да. А, сейчас узнаем. – Александр Ильич подошел к аппарату, быстро накрутил диск и отрывисто произнес в трубку:
– Роман? Роман, посмотри-ка на определителе, с какого номера я звоню. Какой? – Александр Ильич открыл маленькую записную книжечку в тисненом кожаном переплете и наскоро занес туда несколько цифр. – Ага… нормально. Все. Сейчас спускаюсь.
– Кому это ты звонил, Ильич? – подозрительно осведомился Осип, тренькая уже на одной струне (еще одну он уже порвал).
– Моему шоферу в машину. У подъезда меня дожидается. В общем, номер у вас теперь 510-28-78.
– На сто-ол Марррусю ложуть… шашнадцать бе-елых враче-о-ов… и кажинный ножик вымаить из ейных белых грудьйе-о-овв!.. – незамедлительно откликнулся Осип.
* * *
После ухода отца Иван Саныч остервенело содрал с себя «дамское» и покидал по разным углам комнаты: платье в одну сторону, колготки в другую, а бюстгальтер, набитый ватой, зашвырнул на люстру, где последний, игриво покачиваясь, и остался висеть.
– А-ат черррт!
– Ты о чем, Саныч?
– Не о чем, а о ком, – сказал Ваня, сдирая упаковку с пачки сосисок с той же неистовостью, с какой он только что стянул женские шмотки со своего тощего тела, несколько поприпухшего, впрочем, на сытных парижских хлебах. – О драгоценном родителе, конечно. Эко его разгубастило: половину!! А вообще ему следовало бы доехать до стольного граду Москвы, завернуть на Багратионовский рынок и приобрести там губозакаточную машинку.
– Енто ишшо чаво? – выдал Осип свой традиционный словесный набор.
– Что бы жизнь медом не казалась!..
– А чаво ты вообще думаешь, Саныч: поможет он нам? Ильич – мужик корыстный, за бабки черту душу продаст. А у тебя реальная ента… першпектива.
– То-то и оно, что черту, – сказал Иван Иван Саныч задумчиво, верно, вспомнив черного человека с парижского кладбища. – Страшно мне, Осип Савельевич, – вдруг проговорил он, впервые за все знакомство с Моржовым поименовал того по имени-отчеству. – Страшно и зыбко. Как будто ступаешь по трясине, в которую какой-то осел зашвырнул сундук с золотом: не знаешь, что будет на следующем шагу – то ли на богатство наткнешься, то ли влипнешь в такой омут, из которого уже нет возврата.
– Да брось ты, Саныч, – отмахнулся Осип, – не грузи. Самому скверно. Тут ведь такое дело, что и у меня или пан, или пропал. Будем кумекать. А сейчас главное – разыскать ентих Жодле с Али и взять их тепленькими. Хотя черт его знает, кто там кого брать будет… ребята они, канешна-а, тертые. Да уж. А сейчас давай-ка вздремнем немного, Ваня. Что-то я немного припух с дороги-от. На меня вообще эти перелеты плохо действуют…
– Это да, Осип, – сказал Астахов, бросая сосиски на сковороду, – а вообще мне не нравится, что мы связались с папашей. Мутный он человек, сдаст нас запросто.
– А что же ты ему диск тогда отдал?
– А у нас другого выхода нет, – выговорил Иван. – Просто нет. Его возможности с нашими просто несопоставимы. Быть может, у него и сейчас есть эти самые двенадцать миллионов долларов, что достались мне по этому гребаному завещанию.
– Не знаю, – откликнул Осип, – мне думается, что у него гораздо больше есть. Но енто неважно. Для него главное – свою выгоду состричь. А люди для него, даже коли сын родной – енто ерунда. Так… кирпичики, из которых он строит здание свово благополучия.
Осип начал выражаться образно. Это был верный признак того, что он встревожен и вскоре устранит эпитет «образно» и станет просто – выражаться.
– И опять же об ентом диске, едрит его мать! – импульсивно продолжал он. – Не ндравитси мне енто. Чаво там может быть, на этом диске?
– Секретная информация, – буркнул Ваня. – Чертежи какой-нибудь секретной разработки, стыренной из военного КБ… какая-нибудь ракетная установка С-500 или С-600.
– Дык таких же еще нет!
– Вот то-то и оно. Опытных образцов, может, еще и нет, а в теории уже есть, – выговорил Ваня тем тоном, каким в Париже он рассуждал о точечных взрывах направленного действия.
– Н-да? Ну, можа, и так. А все равно надо подстраховаться.
– В смысле?
– В смысле – не через одного Ильича работать. Ильич под себя гребет, может нам и не так сработать, а как ему удобнее будет.
– А через кого же еще собираешься работать? – скептически спросил Иван Саныч. – Кто это из твоих знакомых более влиятелен и имеет больше связей и возможностей, чем мой папа? Разве что только папа римский? – съерничал он.
– Насчет влияния не поспорю, – сказал Осип, – Александр Ильич человек серьезный, у него даже в Госдуме свои завязочки и зацепочки имеются через нужных человечков. А вот насчет связей – тут, Саныч, ишшо можна-а поспорить. Я ведь не всю жизнь под твоим батей ходил. Были и другие знакомства… через них можно пошарить.
– И что это за зацепочки такие? – раздраженно спросил Астахов. – Лесоповально-лагерные, что ли?
