– А по-другому не получается, – угрюмо сказал Иван Саныч.
– Я вижу, ты боишься, – проговорил Валентин Самсонович, – сильно боишься. Зачем тебе все это? Ты и без этого проклятого наследства, из-за которого вырезали твою родню, проживешь. А погонишься за ним – сломаешь голову. Тебе оно нужно?
– Нужно, – глухо ответил Ваня.
Рыбушкин помолчал, потом негромко кашлянул и проговорил:
– Ну, ты выбрал. Ладно. Я попробую сделать для вас что-нибудь. Только нужен телефон.
– Чаво? А разве у тебя его нет? – спросил Осип. – Что, у Рыбака нет мобильника, с которыми щас даже молокососы рассекают?
– Повторяю, не называй меня Рыбаком. Это можешь делать, если мы с тобой зорю отсидим с удочками. А телефона у меня нет. Мне без него спокойнее.
– Что, из вашего села даже позвонить неоткуда? – спросил Ваня.
– Почему же неоткуда? Ближайший телефон тут в ста метрах.
– Автомат?
Валентин Самсоныч нехорошо, как показалось Астахову, усмехнулся и ответил:
– И автоматы там есть. И табельные пистолеты. А телефон есть в местной мусарне. Она вон там.
– Мусарне?!
– А что ты так всполохнулся? Нелады с законом? – снова усмехнулся Рыбушкин. – Или сержант Карасюк доверия не внушает, а?
– Не внушает…
– И это правильно. Ладно. Если надо звонить, то надо звонить сейчас, а не на потом перекидывать.
– А кому ты звонить хочешь, Самсоныч? – осторожно поинтересовался Осип.
– До седых волос дожил, а до сих пор любопытствуешь, как мальчишка, – отрезал Валентин Самсонович и встал; его небольшая худощавая фигура почему-то показалась Ивану Санычу огромной. – Пойдем, ребята. За поллитру эти Карасюки дадут позвонить хоть на тот свет.
* * *
На тот свет не на тот свет, но телефон в распоряжение Валентина Самсоновича предоставили по схеме «как только – так сразу». Как только он появился на пороге местного отделения милиции, похожего на ограбленную оптовую базу, и сунул Карасюку и еще какому-то сонному старшине с вытаращенными рачьими глазами бутыль с самогоном – так сразу и предоставили.
Карасюк вознамерился было предложить Рыбушкину выпить с ним и Гуркиным (тем самым, с вытаращенными глазами, как будто он никак не мог отойти от удивления перед этим миром), но Валентин Степанович отклонил его предложение и завел Ивана Саныча и Осипа в пустой кабинет с фанерной перегородкой и – на правах мебели – столом, кривоногим пузатым стулом, похожим на Гуркина, только без выпученных глазок, да полуоткрытым старым сейфом, набитым всяческой протокольно-отчетной макулатурой и иным бумажным хламом.
Валентин Самсонович снял трубку стоявшего на столе телефона, на удивление довольно приличного и даже не дискового, а кнопочного, а не дискового. Но тут же положил ее обратно и произнес:
– Если я позвоню, то у вас другого пути уже не будет. Вы окажетесь в долгу перед этими людьми независимо от того, захотите ли вы воспользоваться их помощью. А это не всегда приятно. Ну так как – звонить?
– Звоните, – решительно выдохнул Иван Саныч, у которого приступом головокружения зажало виски, лоб и затылок.
– Звони, – сказал и Осип.
– Снявши голову, по волосам не плачут, – отозвался Рыбушкин. – Это ваше решение, не мое.
И он набрал номер и ждал несколько секунд, в течение которых по спине Ивана, как толпа перепуганных людишек, продралась волна шершавых, жутких, будоражащих мурашек и сомнение, как набат, как хмель, вдруг ударило в голову и на мгновение все перевернуло.
…Может, не надо?
На что они идут? На что подписываются? Каким людям они будут обязаны после звонка этого спокойного человека с арктическими глазами?
Люди ли это вообще… или же нелюди, для которых нет ничего святого, а человеческая жизнь не стоит и гроша?
Ваня открыл было рот, чтобы хоть что-нибудь сказать, но Осип, который уже научился угадывать мельчайшие изменения астаховского настроения, схватил его за руку, и в ту же секунду Рыбушкин произнес в телефонную трубку:
– А, здравствуй, дорогой. Это Рыбушкин беспокоит тебя. Ни от чего не оторвал? Хорошо. Как у меня? Да твоими молитвами… У меня тут к тебе маленькая просьба. Тут у меня старый знакомый. Просит помочь. Он сам скажет, только не по телефону. Собери там своих, созвонись с нашими старыми товарищами. Я сейчас еще им позвоню, но вы выберите время для того, чтобы собраться вместе, поговорить, выпить. Обсудить дело. Когда? Да хоть завтра соберитесь. Да. Ну спасибо, дорогой. Я сам? Нет, я сам не буду. Здоровье не то уже, понимаешь. Да. Ну ладно. Перезвони через полчаса, или как договоришься. Номер знаешь. Успеешь? Ну, очень хорошо. Будь здоров.
Рыбушкин нажал на рычаг и, не кладя трубки, тут же набрал второй номер и почти слово в слово повторил то, что было сказано по первому номеру.
Механически, словно автоответчик, с совершенно одинаковыми тембром, интонациями и даже порядком слов он проделал то же самое еще два раза, а потом повернулся к окаменевшим Осипу и Ивану Санычу:
– Ну, вот и все. Теперь осталось ждать.
– Они перезвонят? Все четверо? – тщетно пытаясь сдержать в голосе дрожь, спросил Иван.
Валентин Самсонович усмехнулся:
– Ну, зачем же все четверо. Сейчас они созвонятся, и потом кто-то один позвонит сюда. Назовет место и время. Только вы, ребята, держите ухо востро. Люди там серьезные, недоброжелателей ваших они, конечно, найдут, но вот дальше все будет зависеть от вас самих.
Заглянул Карасюк. Сейчас, верно, он был еще пьянее, чем тогда, когда «устал» и «заснул в туалете» рыбушкинского дома. Он мутно воззрился на присутствующих в кабинете и осведомился, какого полового органа им тут надо.
– Отставить! – вдруг рявкнул на него Валентин Самсонович так, что тот машинально вытянулся по швам и тотчас же едва не упал, потому что организм наотрез отказывался держать сугубо вертикальное положение дольше секунды. – Ты, Карасюк, не мни из себя щуку. Карась – он карась и есть. Ступай допивать самогон.
– Ес-сссь! – отозвался тот и вышел вон.
– Карасюк… карась, – пробормотал Осип, – карасик. Интересно, а с какими енто рыбами ты сейчас беседовал, Самсоныч?
– Акулы, Моржов. Большие белые акулы-людоеды, – не задумываясь ответил Рыбушкин, который тоже носил ихтиологическую фамилию.
Иван Саныч съежился и почувствовал себя пескарем. Причем отнюдь не премудрым… После фразы про «больших белых акул-людоедов», отсекших все звуки большим разделочным ножом и словно умертвившим пространство, зависла утомительная тишина.
Звонок прозвучал через пятнадцать минут. Рыбушкин спокойно взял трубку и проговорил:
– Слушаю.
В трубке раскатился сочный бас:
– Рыбак, завтра в пять вечера в клубе «Аква». Скажи этому своему знакомому… как его зовут?
