– Со мной.
– Встаньте к стене.
– А, предупредительный выстрел в голову? – выговорил Моржов.
Парень ничего не ответил. Он просто обыскал посетителей быстрыми, почти не ощутимыми движениями, обнаруживающими в нем профессионала высокого класса. А потом откинул перед Осипом и Иваном Санычем занавес, и те вошли в дверь за пологом и очутились в большой комнате с высоченным, метра под четыре, потолком с роскошной люстрой.
В комнате был длинный черный стол, за которым на простых стульях сидели четверо. Сидевший дальше всех от дверей, седеющий мужчина лет сорока – сорока пяти, произнес:
– Присаживайтесь. Насчет вас звонили, так?
– Да, – сказал Иван Саныч, опережая аналогичный ответ Осипа. Ему почему-то захотелось сказать хоть что-то, хоть что-нибудь даже самое незначительное и кратенькое, потому что молчание было еще хуже – оно втаптывало его еще дальше в глубину ворошившегося на самом дне его существа вязкого черного страха.
– Ну что ж. Тот, кто за вас просил, заслуживает того, чтобы вас выслушали. Ты Осип Моржов, так?
– Да, – сказал Осип.
– А ты – Иван Астахов, сын Александра Ильича Астахова, так?
– Да, – еще раз повторил Ваня.
– Что же ты не доверяешь отцу-то, Иван? Пришел вот к нам.
– Саша, не трогай мальца, – улыбаясь и показывая ослепительно-белые, явно искусственные, зубы, сказал еще один мужчина, похожий на профессора математики где-нибудь в Оксфорде, – ты же сам знаешь, что Астахов, его отец, хоть господа Бога кинет. Как будто ты его не знаешь. Говори, Вано, свое дело, – приветливо сказал он, глядя на Ивана Саныча, – чем сможем, поможем. Если уж за вас Валентин Самсонович-то просил.
Что-то в его глазах, равно как и в настороженных взглядах всех собравшихся, не давало Ване совершенно справиться со смятением; но тем не менее приветливость, звучавшая в его голосе, сделал свое – Астахов заговорил, постепенно все более овладевая собой.
Осип смотрел на него, но слышал не то, что говорил Астахов и что Моржову было давным-давно известно, а почему-то строки Высоцкого, которого Осип, при всей его невежественности, знал довольно хорошо: «Зря ты, Ванечка, бредешь//Вдоль оврага… на пути – каменья сплошь,// Резвы ножки обобьешь… бедолага».
Астахов, между тем, повел себя неожиданно умно: он не стал пересказывать всего, что произошло с ним и Осипом в самолете, в Париже и в Сенени, а потом и в Петербурге, а только коснулся существа проблемы. Упомянул только о том, что Жодле и Магомадов уничтожили нескольких членов его, Астахова, семьи. Что взяли не свои деньги. Что Али Магомадов – «чичиковый» (то есть чеченский) нелюдь и был в группировке Султана Балашихинского.
В заключение он проговорил уж довольно уверенно, стараясь тем не менее не глядеть на цепко глядящих на него авторитетов:
– У нас есть деньги. Так что если вы сможете помочь нам найти их, то я… то мы… рассчитаемся с вами.
– Понятно, – сказал один из авторитетов, тот, что заговорил с Осипом первым, – тема в принципе ясна. Ну, что скажете?
– А что тут говорить? – отозвался второй. – Говорить особо не о чем. Я не думаю, что этот Маг особо шифруется. Другое дело, что он может быть под колпаком у гэбэ, если так свободно светится с этим французом Жодле.
– Какое гэбэ! – воскликнул Иван Саныч. – Он же сам работает на французскую разведку, а с ней, может, и на американскую!
– Ну, это все может оказаться порожняком. Да если и так, то кто поручится, что наша питерская «контора», кто-то по частняку или всей кодлой, не работает с забугорными спецслужбистами. Тут, я так понимаю, дело мутное.
– Да уж куда мутнее, – пробасил Осип, – каждый день тута не знаешь, проснешься или нет.
– А что ж ты хотел? У некоторых вся жизнь такая. Да что я тебе объясняю, ты сам по этапу… ладно. Разберемся. Ждите звонка.
– Так я же номер телефона еще вам не… – начал было Иван, но тут же был перебит:
– Говорю тебе – жди звонка. Все.
И, не дожидаясь, пока Осип и Астахов оставят их, авторитет извлек сотовый и, набрав номер, проговорил:
– Наверх обед на четверых.
«Аудиенция» закончилась.
Ваня почему-то поднял голову, и в глазах стало ослепительно светло, потому что в них наплыл, расходясь туманными белыми пятнами, белый потолок с роскошным хрустально-золотым соцветьем люстры…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. «ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК» И ЧЕРНУШНЫЙ РЕПОРТАЖ
– Ждать звонка… – пробормотал Ваня, сбегая по ступенькам парадного входа «Аквы», – ждать звонка. Неизвестно, чего тут вообще ждать. Осип… пойдем похмелимся и пожрем, а, Осип? – позвал он Моржова, который молчаливо вышагивал в астаховский след. – Только не на ту хату, а? В кабак зайдем давай… а?
Зашли в пивнушку. Осип заказал себе водки, пельменей и жареной картошки с бифштексом, Астахов виски со льдом и еды. Несмотря на голод, каждый кусок с трудом лез в горло, как волк в заячью нору.
Приходилось «смазывать» глотку спиртным.
После того, как львиная доля заказанного была уничтожена, а Ванино виски уже едва виднелось из-под плавающего в бокале льда, как немецкие рыцари из-под расколовшихся льдин в Чудском озере, Осип Моржов мрачно посмотрел на рассматривающего свою порцию Астахова и заявил:
– Ну чаво ж, Саныч. Мутное дельце. Кто-то за нами присматривает с самого с Парижу. Верно, тот самый, хто убил Жака и украл-от, значица, Степан Семенычев сейф с мильеном. Ведь не Жодле же с ентим Магомадовым, в самом деле, сделали это. Хотя, если припомнить магомадову пышную биографию, он на чаво угодно подпишесси. И Жодле тоже еще тот… любитель орательного сексу.
– Орального, – злобно поправил Ваня. – И вообще придержи язык, Осип… и без того муторно. Ничего не понимаю. Значит, у кого-то есть ключи от квартиры на Сантьяго-де-Куба. У кого?
– А чаво ж ключи? Ты припомни, как мы сами-от дверя открывали в квартире. Отмычкой! То есть скрепкой. Только потом ключи сделали.
– Но ты же спец! Это не всякий дверь без ключей откроет. Я, например, не смогу.
– Енто ты верно сказал, Саныч – не всякий! – важно заметил Осип. – Я-то на ентом собаку съел. И щипачом был, и хазушником, квартиры, стало быть, «бомбил». Только енто давно было. И то, кто у нас в квартире был, может, тоже когда-то шарился по домушничеству. А теперь, может, приличный человек. В Париже живет. Русский.
– Почему ты думаешь, что он русский?
– А как же иначе? Хранцуз бы в нашей жизни сумасшедшей потерялся. Видишь, Жодле, хоть он и по-нашенски лучче меня грит, все равно с собой Магомадова, как поводыря, таскает. И все равно прокололси, как болван, даже с Магомадовым – наткнулся на тебя, как турка на кол. Тогда, в тувалете самолетном.
– Я же просил тебя!.. – вспыхнул Иван.
