– Чингачгук – это круто, – потолкавшись локтями и поскрипев панцирной сеткой, постановили в сарае. – Ну да, мы тоже следопыты-разведчики! Все видим, все знаем, ничего не пропустим!
Ольга Павловна оглянулась на корпус с моргом и тоже почувствовала себя отчасти траппером: педагогический зуд уступил место охотничьему азарту.
– Вчера вечером сюда девушку привезли. Вы и это видели?
– Санька видел, – сообщил ломкий голос.
– Видел! – подтвердил писклявый. – Часов в десять примерно приехала «Скорая», а сразу за ней менты на «Ниве». Носилки занесли, сами зашли, потом вышли, по телефону поговорили и обрадовались.
– Чему обрадовались?! – Оля испытала легкий шок.
Она и прежде была невысокого мнения о юморе сотрудников милиции, которую теперь следовало называть полицией, но никак не думала, что их может развеселить закоченевший труп.
– Они обрадовались, что быстро выяснили, кто эта мертвячка! – объяснил писклявый, заставив чувствительную к словам и выражениям Олю передернуться. – Ее уже искали, оказывается, родные заявление принесли: пропала, мол, Репкина Вера Ивановна, восемьдесят какого-то года рождения…
– Он имя запомнил, потому что нашу классручку так зовут! – басовито хохотнул третий траппер. – А фамилию – потому что был такой художник знаменитый.
«Классручку» Ольга Павловна проглотила бестрепетно – привыкла, что непочтительные детки именно так называют классного руководителя, но художника Репкина без внимания не оставила:
– Репин, а не Репкин!
– Ну, пусть Репин. А она все-таки Реп-кина!
– Репки грызла, наверное! – предположил писклявый, и в сарае снова пугающе радостно заухало, заскрежетало. – Репки – они же твердые, вот эта Репкина и сломала себе зуб. У нее левый клык вставной, как называется, я забыл – инпло… Иплант…
– Имплантант, – четко выговорила Ольга Павловна, думая о другом.
Вот, значит, каким образом удалось так быстро установить личность погибшей – по особой примете.
– Левый клык – это круто! Как в кино про вампиров! – постановил ломкий голос, спровоцировав новый взрыв кладбищенского веселья.
Коротко и решительно проскрипела дверь морга.
– Ольга Павловна, можно вас на минуточку? – с нажимом произнес знакомый мужественный голос.
– Да, конечно, – откликнулась Оля, постаравшись не показать толстокожим юным трапперам своего волнения.
– Репкиной привет! – насмешливо пискнули ей вслед.
– Пороть вас некому, – сквозь зубы непедагогично пробормотала Оля, проходя мимо Малинина.
Он придерживал металлическую дверь – то ли из галантности, то ли для того, чтобы надежно захлопнуть ее за спиной трусихи.
Оказавшись в подобии крохотной прихожей, Оля напряженно спросила:
– Что я должна делать?
– Просто взглянуть, не знакомо ли вам это лицо.
– Уже только лицо? – Оля вздрогнула.
– В смысле?
Малинин пару секунд смотрел на нее непонимающе, потом помотал головой:
– Да нет же, она там вся! Перестаньте трястись, это не так уж страшно. Вы что, никогда не видели покойников?
– Только по телевизору, – призналась Оля. – И только генсеков.
Признаваться в том, что генсеков ей было не очень-то и жалко, она постыдилась.
– Да, небогатый опыт.
Разнообразно опытный Малинин нахально обнял девушку за плечи и провел по короткому узкому коридорчику в крайне неуютное холодное помещение.
На неприятного вида металлическом столе лежало тело, прикрытое застиранной серой простыней с большим чернильным штампом больницы. Угрюмый дядечка в таком же сером халате со штампом на нагрудном кармане молча отогнул край простыни, и Оля увидела незнакомое женское лицо.
– Нет, не думаю, что мы когда-либо встречались, – сказала она, обернувшись к Андрею.
Из всего того, что можно было увидеть в этой комнате, он был самым приятным объектом.
– Ну, хорошо, – отозвался Малинин с такой интонацией, что Оля услышала: «Ну, плохо».
– Во всяком случае, я ее не помню.
– Ну, хорошо, хорошо.
Они вышли во двор. Малинин убрал свою руку с Олиного плеча и затормозил, словно предлагая ей постоять и отдышаться, но Оля поспешила отойти подальше. Она не забыла, что в сарае прячутся остроглазые трапперы, и не хотела стать объектом наблюдения.
– Что вы узнали? – спросила она, когда они сели в машину.
Малинин покосился на нее – Оля сделала внимательную и строгую мину, отработанную ею в ходе затяжных педсоветов.
– Не так много. К сожалению, невозможно с точностью сказать, когда именно девушка оказалась на снегу: либо в новогоднюю ночь, либо в последний день декабря.
– Она просто замерзла насмерть? Она что, была пьяна?
– Да уж, трезвой она точно не была.
– Что-то вы недоговариваете, – догадалась Оля.
– Не знаю, как сказать!
С огромным удивлением она увидела, что чисто выбритые щеки Малинина затянул нервный румянец. Это было так же невероятно, как розовая утренняя зорька на Луне.
– Скажите, как сумеете, – мягко предложила чуткая и добрая учительница Ольга Павловна.
– По всей видимости, эта девушка уже была мертва, когда ее бросили на морозе.
– Ее убили?
– Она задохнулась.
– Опять недоговариваете!
– Черт! – Малинин глубоко вздохнул и решительно повернулся к Оле: – Она задохнулась в процессе полового акта. Вы знаете, что такое оральный секс?
– Конечно!
Оле очень хотелось сохранить лицо – желательно, то самое, с педсовета, но получалось это у нее плохо.
– Ага! – Малинин фыркнул. – Наверное, тоже видели по телевизору? Хотя…
Он замолчал и нахмурился, что-то вспомнив.
– Погибшую звали Вера Ивановна Репкина, – выпалила Оля, отчаянно желая вернуться в русло делового разговора.
– Откуда вы знаете? Вы же сказали, что не были с ней знакомы?
– Случайно выяснила.
Она пересказала Малинину свою беседу с трапперами, и он кивнул:
– Дворовые мальчишки! Отличные наблюдатели, лучше их только бабушки на лавочках.
При упоминании бабушек Оля погрустнела. Как там баба Женя, выкарабкается или нет? Расспросить бы ее, не знала ли она среди внучкиных знакомых такой особы – Веры Репкиной?
Но нет, нельзя беспокоить несчастную старушку в тот момент, когда она находится между жизнью и смертью.
– Я обзвоню наших общих знакомых, поспрашиваю насчет Веры Репкиной, – решила Оля. – Может, кто-то вспомнит такую.
