Книга Волчья ягода, страница 30. Автор книги Анна Данилова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Волчья ягода»

Cтраница 30

Мужчины были постоянными, их было пятеро, они приходили по очереди либо все вместе, и Берта про себя называла их кличками: Толстый, Волосатый, Черный, Маленький и Профессор. Особенно злым и жестоким был Черный. Он был весь покрыт черными волосами, носил черный парик, черные очки и черную майку, доходящую ему до пояса. Его тонкие кривые ноги и руки с узловатыми суставами делали его похожим на паука. Это был самый отвратительный из всех «клиентов». Больше всего он любил кусать и орудовать плеткой. Мила вслух называла его импотентом и, находясь под действием наркотиков, всякий раз норовила тоже ударить его плеткой, а то и укусить… Но Черный был сильным, и их борьба, – он дрался с ней в клетке, где она металась из угла в угол, пытаясь спрятаться от ударов, – неизменно заканчивалась его победой…

Толстый и Профессор были чем-то похожи, и перед тем, как эта парочка входила в клетку, «хозяин» делал им укол. И только после этого, когда их лица принимали выражение полного блаженства, они пытались «разделить» его с девушками, предаваясь самым невероятным фантазиям…

Маленький был моложе и сексуальнее всех остальных. Перед тем как приблизиться к Берте (а он предпочитал из них двоих именно ее), он просил, чтобы ему принесли серебряное ведерко (в каких обычно держат лед для шампанского) с теплой водой, мыло и мочалку, и только после того, как он собственноручно обмывал ее, он мог позволить себе прикоснуться к ней… Он меньше всего был извращенцем в том, что касалось причинения боли партнерше, но, даже следуя каноническим способам удовлетворения, он выматывал Берту до бессознательного состояния…

Однако ненавидела она одинаково всех пятерых. Оказавшись физически здоровее Милы, она нашла в себе силы не поддаваться отчаянию, которое постепенно охватило находящуюся на грани нервного срыва обитательницу соседней клетки, и постоянно думала о побеге. Тем более что их перестали сажать на цепь, и они могли свободно перемещаться хотя бы внутри клеток.

Мечты о свободе придавали сил, но вместе с тем отравляли надежду на встречу с Ромихом… После всего случившегося с нею Берта считала, что просто не имеет права вернуться к нему, чтобы продолжать жить прежней жизнью. Она изменилась физически и, главное, стала другим человеком, человеком, способным постоять за себя. И еще – она перестала бояться смерти, а стало быть, бояться ВООБЩЕ. Теперь смерть все время была рядом с нею, особенно близко она подходила бессонными ночами, когда Берта стонала от боли, скорчившись на соломе в клетке и пытаясь, словно кошка, зализать солоноватые кровавые раны от цепей и плеток или следы укусов. Жажда мести овладевала ею все больше и больше и ослепляла ее… Надежда убить, уничтожить, растерзать своих мучителей была той сладкой отравой, которой она поила себя, вынашивая план побега. Понимая, что до краев переполнена этим ядом мщения, Берта считала себя безнравственной и, как следствие, недостойной Ильи. Вот почему она старалась даже не думать о нем.

Человек (девушки прозвали его за внешность Орангутангом), который изредка убирал клетки, вынося зловонные ведра и пакеты с мусором, был, по всей вероятности, все же немой. Но ЖИВОЙ. В том смысле, что подвержен естественным человеческим желаниям, как все прочие мужчины. Берта нередко ловила на себе его похотливый взгляд, взгляд самца, испытывающего влечение к заточенным в клетки пленницам. Но если Мила в последние дни представляла собой жалкое зрелище и мало чем отличалась от покойницы (она лежала, обколотая «хозяином», и уже почти не приходила в себя), то Берта еще держалась и, съедая для поддержания сил все, что приносил ей Орангутанг, выглядела значительно лучше Милы. Хотя это было весьма относительно: окажись Берта сейчас наверху, в зале ресторана (а они с Милой были уверены, что наверху ресторан или что-нибудь в этом роде, поскольку, помимо звуков типичной для подобных мест музыки, к ним в подвал долетали и кухонные запахи), то на фоне ДРУГИХ девушек она выглядела бы больной, случайно забредшей туда сумасшедшей старухой… Она видела свое отражение в зеркалах, которые выставлялись специально напротив клеток по желанию Профессора, большого любителя подобных зрелищ, а потому могла увидеть, что с ней произошло за эти несколько дней…

Знала она и то, что до них в этих клетках содержались другие девушки, и понимала, когда с нею произойдет то, что происходит сейчас с Милой, ее будут колоть наркотиками до самой последней минуты, а затем на ее место привезут уже следующую «собаку».

* * *

Орангутанг спустился по лестнице и подошел к клетке, в которой лежала бесчувственная Мила. Берта отвернулась, чтобы это обезьяноподобное существо не смогло поймать направленный на него полный ненависти взгляд. Ей надо было улыбнуться ему и предложить сыграть в древнюю как мир игру.

И она улыбнулась, как только он открыл клетку, чтобы взять ведро…

– Может, ты и немой, но все равно поймешь меня… Ты – хороший, добрый, ухаживаешь за нами… А почему бы тебе не попробовать быть со мной поласковей, а? Ты же много красивее ДРУГИХ…

Она так и не поняла, услышал ли он ее, но зато ОН все понял и, быстро оглянувшись, словно их могли застать, сел напротив нее прямо на солому, взял ее за плечи и посмотрел ей в глаза. Затем, промычав что-то, принялся быстро расстегивать штаны… Ключи – целую связку, звенящую на большом металлическом кольце, – он отложил в сторону и, полуприкрыв глаза, знаком показал, ЧТО Берта должна ему сделать.

И она сделала. Повалив его на спину, головой к выходу из клетки, она легла на него и, протянув руку, дотянулась до лежащего в полуметре от головы Орангутанга крюка – любимой игрушки Черного. Одно движение – и острая рукоятка крюка вонзилась Орангутангу в глаз. Он исторг короткий, почти звериный рык, после чего моментально отключился. Хотя еще оставался живым. И тогда Берта сделала то же самое с другим глазом. Теплая кровь, алая и жирная, брызнула Берте на руку…

– Мила… – позвала девушка, выползая из клетки и тщетно пытаясь подняться, потому что у нее совершенно не было сил и вдобавок сильно тошнило. В руках она держала окровавленный крюк. – Мила, Милочка… Проснись… – Берта просунула крюк через прутья клетки, пытаясь разбудить подругу, но Мила лежала как мертвая. Лица ее не было видно, потому что оно было прикрыто рукой и ворохом соломы, словно Мила, устраиваясь поспать поудобнее, подгребла ее под себя…

Берта ключом, лежащим в одной связке с остальными у ног Орангутанга, открыла клетку и снова попыталась разбудить подружку. Но та даже не пошевелилась.

– Милочка, ты не умирай, подожди, я скоро вернусь, но не одна, а с твоим Мишей. Адрес я помню, я разыщу его… Эти скоты снова сделали тебе укол…

Она разговаривала с ней, как со спящей. Разве могла она знать, что сердце Милы перестало биться уже час назад…

Орангутанг лежал с залитым кровью лицом и полуоткрытым ртом. Он был тоже мертв.

– Я так и не поняла, есть у тебя язык или нет… – прошептала, обращаясь к нему, Берта.

Ей понадобилось несколько минут, чтобы снять с Орангутанга черные брюки и серый вельветовый пиджак – вещи, на которых почти не было крови и которые она могла бы надеть на себя, чтобы скрыть наготу. Затем она обулась в ЕГО большущие теплые башмаки на каучуковой подошве.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация