– Цены от двадцати долларов за квадратный метр.
– Слушай, а не плохо! Совсем не плохо, может быть мы еще и заработаем!
Здесь мне не страшно было обманывать, все-таки мы станем работать, будем честно портить какую-нибудь квартиру или чей-то офис. На ум снова стали заползать мысли о бумажнике, от него стоило было избавиться, но как? Краснеть перед Горбачевым? Очень не хотелось… и я решила послать ему все это хозяйство по почте с сопроводительной запиской. Может быть и глупо, но ничего другого на ум мне не пришло. И позора избегу и помогу сбитому с толку следствию. Вот только ключ от ячейки я положила в один из многочисленных карманов моих любимых летних штанов цвета морской волны. Это я решила пока что оставить себе.
Подошло время прогулки с Лавриком и мы отправились вдвоем с Таей, все-таки мне было страшно. И вообще, я ощущала себя человеком совершившим какое-то ужасное преступление – вот что значит сокрытие улик и недоверие собственной подруге. И вообще, настроение было мягко говоря – дрянь.
– Куда пойдем? – Тая накрутила на руку поводок Лавруши. – В школу или во дворе пошастаем?
– Пойдем лучше в школу.
Там я отпускала Лавра в общую стаю и могла заняться своими мыслями, а не следить сиюминутно, побежал он знакомиться к какому-нибудь нервному прохожему или нет.
– Завтра пойдем в «Орешник», – Тайка задумчиво наблюдала, как Лаврик помчался к своим четвероногим друзьям. – Как ты думаешь, чем они там занимаются?
– Текстиль производят.
Тая вытаращила на меня глаза.
– Почему?
– А почему бы и нет? Тай ты меня так спрашиваешь, будто бы я могу угадать по одному названию, чего они там делают. Да все, что угодно.
– Я все-таки склоняюсь к мысли, что это интим-контора.
– Ты потому склоняешься к такой мысли, что видела содержимое шкафа Нечаева, все эти игрушки побрякушки, а они вполне могли быть для личного пользования. Чего гадать, придем – узнаем.
– Тебе не страшно?
– Мне все время страшно, даже сейчас. Мне всюду мерещится слежка и разнообразные субъекты, которые…
– Прекрати, – передернуло Таю, – ты же знаешь, как я легко поддаюсь паническим настроениям.
Глава двенадцатая
Утром поднялись как по сигнальному свистку – ровно в девять утра. Оперативно выгуляли Лавра, накормили, напоили псину и с чистой совестью занялись собою. Все-таки дизайнер профессия творческая, а успешный дизайнер должен выглядеть особенно творчески. Тайка на сегодняшний день была жгучей брюнеткой с тонкими синими прядями. Космы болтались чуть ниже плеч и легкими волнами отдаленно напоминали разошедшуюся химию. Я же как всегда имела масть непонятную, а все из-за моей любви к осветлению отдельных прядей, поэтому на макушке я была почти что темно-пепельной, а по краям светло-русой с белыми, желтоватыми и какими-то седенькими прядками. И все это опускалось к лопаткам. Чтобы не травмировать своей прической сослуживцев и случайных прохожих, в особенности детей, я зачесывала это безобразие в хвост, оставляя на свободе жиденькую беленькую челочку. Ну не знала я во что себя выкрасить, ну не получалось у меня остановиться, прекратить эксперименты и оставить свой небогатый волосяной покров в покое. У Тайки волосы от природы были темно-каштановыми, почти черными, они и погуще и пожестче моих, и измывалась она над ними по полной программе. Какой она только не была: и желтая блондинка – жертва перекиси водорода (жуткое зрелище, особенно с черными бровями), и отчаянно рыжая (тоже ничего хорошего, вид совсем какой-то уж больно безнадежный), и модная красная (так себе, если честно), и брюнеткой с разнообразными отливами (самый оптимальный вариант).
– Может ты волосья распустишь? – Тая активно начесывала челку, как говорила Верка Сердючка: «делала челку „Карлсон“». – Будешь смотреться авангардно.
– Зато чувствовать я себя буду утопически, нет уж, я залижу все гладенько и посильнее накрашу глаза и губы – буду как актриса немого кино.
– Хорошо, договорились, – качнула Тая начесом, – ты будешь безумным дизайнером, а я адекватным, как плохой полицейский и хороший.
Я не обиделась. Я уже привыкла.
Облачившись в свои любимые многокарманные штаны, я нацепила симпатичный радостный блузончик, побрякуху в виде пластмассовой ракушки на шею и нарисовала губы красно-коричневой помадой. Смотрелось очень по-дизайнерски. Тем временем Тая, вытаращив глаза и открыв рот, сосредоточенно красила ресницы. Накладывала тушь она всегда не менее пяти слоев, отчего и без того длинные ресницы превращались в толстые ресничищи с комочками. Убедить ее не перебарщивать с тушью было не реально, Тая считала эталоном красоты именно такие зверские опахало. Затем она снова нарисовала красной помадой себе круглые губы и осталась довольна своим ослепительным внешним видом. На подруге была длинная черная юбка с желтыми вставками и кофточка, сплошь сотканная из черных кружавчиков, в такой кофточке хорошо ходить на кладбище, впрочем, кто нас дизайнеров знает, может, мы обожаем черные нафталиновые кружева. У Таюхи с собой был крошечный флакончик французских духов, из которых мне не перепало ни капли, пришлось довольствоваться собственной туалетной водой «Назад в будущее». Зад у будущего пах так себе…
– О, боже, опять ты напрыскалась этим крысиным ядом! – наморщила свой великосветский носик графиня Ливанова. – Это же надо гадость какая!
– У меня больше нет ничего, ты же знаешь, – я побрызгала челочку лаком, чтобы хоть немного стояли три беленьких пера. – А купить что-то самой жаба душит, как гляну на цены, так сразу аллергия на парфюмерию появляется. Вот и жду, когда ж подарят. Подари, а?
– Хорошо, с получки.
– Ты ж не работаешь.
– Устроюсь ведь когда-нибудь. Готова? Вперед и с песней.
С песней нам следовало доехать до станции метро Студенческая, немного пройтись пешком до дома 25, зайти в красную арку, еще пройти вперед и упереться прямиком в вывеску: «Орешник». Ехать решили на метро, чтобы не портить впечатление о нас моей легендарной машиной.
Стоя в очереди за карточками, мы рассматривали друг друга, на предмет излишеств и несоответствий, хотя было уже поздно что-то исправлять.
– Все равно кроме нас никто больше не явится, – подвела черту Тая.
– Это да, если давали они объявление только в наш «Неопознанный труп».
– Ты уже говорила это раз двадцать. Будем надеяться, что мы получим работу даже если там будут конкуренты, главное, вести себя уверенно, но не нахально, с чувством собственного достоинства, будто бы мы знаем цену себе, как дизайнерам. На четыре поездки, пожалуйста.
Нырнув в метро, мы смешались с толпой на платформе, и мне стало немного легче, паранойя малость отпустила, мне перестало казаться, что за нами всюду следят.
Ехали долго, с пересадками, по кольцу – мрачно и заморочено. Тая то и дело норовила уснуть, но всячески боролась с этим, держа глаза открытыми, ведь стоило ей сомкнуть свои густо накрашенные ресницы, она имела все шансы больше их не разомкнуть, не расклеить.
