И чего я, спрашивается, туда прусь? Что у меня есть на этих Караюшкусов? Зачем им убивать родную мать некогда удочеренной девочки? Хотя мое сознание активно сопротивлялось, подсознание точно знало ответ: мне просто необходима хоть малейшая зацепка, дабы убедить саму себя в том, что Серебров-старший не имеет отношения к убийству женщины.
Вход в подъезд вместо престарелого консьержа сторожил бравый молодец в военной форме и с кобурой на поясе. Я сообщила ему свою фамилию — на этот раз настоящую, опасаясь, что телевизионное удостоверение не сможет разговорить служивого. Затем я назвала номер интересующей меня квартиры. Охранник потребовал документы и только после тщательного изучения моего водительского удостоверения потянулся к телефонной трубке.
— Лия Карловна, тут к вам пришли. — После чего он сделал жест рукой, позволяя мне пройти.
Значит, в квартире Караюшкусов кто-то живет, и, судя по имени-отчеству, эта женщина тоже из Прибалтики. Что, интересно, я ей скажу? Поднимаясь на лифте, я сочинила корявое объяснение своему визиту. Лия Карловна оказалась весьма приятной пожилой дамой, приходящейся Йозесу Караюшкусу родной теткой. Она прежде всего предложила мне кофе, а уже после справилась о причине моего прихода. Стараясь сильно не завираться, я наплела, что в детстве была дружна с Ани, потом надолго уехала из города, а теперь вернулась и решила повидать старую приятельницу.
Лия Карловна обрадовалась такому повороту событий и принялась взахлеб выбалтывать подробности биографии своей внучатой племянницы. Ани давно живет в США, пять лет назад вышла замуж за молодого и перспективного продюсера, у них трехлетняя дочь. Живут в Лос-Анджелесе, и не где-нибудь, а в особняке на Беверли-Хиллз. В Россию в последний раз наведывалась еще до рождения девочки, а родители посещали отчизну чуть менее года назад.
Извинившись, хозяйка ненадолго отлучилась и вернулась, вручив мне листок. На нем был записан адрес Ани в Лос-Анджелесе и телефонный номер. Лия Карловна заверила, что та рада будет услышать подружку детства хотя бы по телефону.
Поблагодарив ее за кофе и вложив листок с адресом в свой ежедневник, я откланялась, ругая себя за то, что наглейшим образом ввела в заблуждение милейшую женщину.
По дороге домой я предавалась размышлениям. Ани точно не имела повода убивать родную мать из-за глупой детской обиды. Более того, она ее не убивать должна, а памятник старушке поставить при жизни размером со статую Свободы. Что ожидало девочку, останься она с Киселевой? Прозябание в хрущобе на нищенскую зарплату матери-медсестры, обноски от соседских ребятишек, шоколадные конфеты по большим праздникам. А потом дрянное образование, муж-водопроводчик, оборванные дети… Даже если предположить, что жизнь Ани сложилась бы более удачно, вилла на Беверли-Хиллз и муж продюсер не светили ей ни при каких раскладах. Так что девочке, можно сказать, крупно повезло, и беспутная родная мамаша ее просто облагодетельствовала. Хотя ее умершего братика счастливым никак не назовешь. Возможно, при любящем материнском сердце и надлежащем медицинском уходе у малыша был бы хоть какой-то шанс выжить.
Но все равно дети Киселевой к ее смерти не причастны. Другое дело Йозес Караюшкус. Вдруг Оксана Тихоновна написала письмо в Лос-Анджелес?.. Предположим, туда тоже послала фотографии… Нет, к черту! Зачем я себя обманываю? Откуда смертельно больная женщина могла узнать американский адрес магната? Мне ведь самой пришлось для этого совершить массу телодвижений.
Папа, папа!.. Ну ведь не из-за этого дурацкого моста ты прикончил больную тетку! И мост в любом случае никак не объясняет присланные мне и Верещагину фотографии.
С трассы я свернула на привычную бетонку через лес и, пытаясь отвлечь себя от дурных мыслей, принялась созерцать густые зеленые заросли по обе стороны дороги. В зеркальце заднего вида неожиданно мелькнул черный внедорожник. В моей душе зародилось какое-то смутное беспокойство. Приличных машин у соседей по коттеджному поселку много, но джип только один и темно-зеленый. Чужие машины по этой дороге практически не ездят. Я притопила педаль, но машина сзади тоже увеличила скорость. Еще газку… Внедорожник не собирался отрываться. Шансы уйти на «Мазде» от такого танка у меня примерно такие же, как отправить в нокаут одного из братьев Кличко. Беспокойство завладело мною в полную силу, когда стало ясно, что номера джипа забрызганы грязью, а стекла тонированы.
Дорога сделала очередной поворот, и сразу за ним меня тряхнуло: черный монстр слегка приложил «Мазду» в задний бампер. Второй удар был значительно сильнее, и я едва удержала руль. Бетонка, как назло, начала петлять, а по обе ее стороны потянулся крутой кювет.
Внедорожник предпринял попытку обогнуть меня слева, намереваясь вытолкнуть «Мазду» с дороги. Пришлось вилять, загораживая ему проезд.
Если сейчас резко затормозить, то можно быстро развернуться и попробовать дотянуть до трассы. Но бетонка узкая, в один заход нипочем не развернусь, а второго шанса точно не будет: джип раздавит в лепешку задним ходом.
Я вдавила «гашетку» настолько, насколько это вообще возможно на таких виражах, каждую секунду опасаясь потерять управление. У меня лишь одно вялое преимущество перед преследователем: мне хорошо известен каждый изгиб дороги, каждая ямка, каждая крохотная трещинка… За рулем джипа — явно не самоубийца, скорость старается держать, но поворотов боится. Нужно еще с километр продержаться: там бетонка ровнее и обочина совсем пологая. А оттуда уже и до поселка рукой подать, за шлагбаум на охраняемую территорию он точно не сунется.
Что, к дьяволу, вообще происходит? Водила черной махины почему-то имеет ко мне большие претензии. Это же не какое-нибудь запугивание, а это самое что ни на есть взаправдашнее покушение! Если бы не знакомая дорога, то на скорости в сто пятьдесят я бы давно слетела в кювет и там размазалась бы по зеленым насаждениям. Да что дорога… Если бы водитель Пашка не загремел недавно в больницу и я не восстановила бы навыки вождения…
Бетонка сделала последний крутой вираж и выровнялась. Но не успела я перевести дыхание и хоть немного увеличить скорость, как получила мощный удар в заднее крыло. От толчка руки слетели с руля, раздался оглушительный треск, и все погрузилось в пустоту.
— Аня! Аня! — зашелестел ветер где-то далеко-далеко. — Аня! — Что-то стало шлепаться мне на лицо, и потом стало мокро.
Я попробовала приоткрыть глаза, но сразу же плотно слепила веки, ослепнув от света. В ушах продолжало мерзко трещать, а тела у меня как будто и вовсе не было.
— Да открывай же ты глаза наконец! — Что-то снова принялось шлепаться мне на щеки.
Я повторила попытку прийти в чувство и тут же с негодованием обнаружила над собой склонившегося Генералова, отвешивающего мне сочные оплеухи. От праведного гнева ко мне разом вернулось не только сознание, но и возможность издавать членораздельные звуки.
— Прекрати! — выкрикнула я. — Немедленно прекрати меня бить!
— Ну, слава богу, очнулась, кажется. — Он перестал меня хлестать и вместо этого вылил мне на лицо остатки минералки из пластиковой бутылки.
