Писать он не любил еще больше, чем размышлять, поэтому через две минуты заснул, уронив на стол голову и зажав в руке ручку.
Ему приснилась Шуба с восхитительно большим бюстом, длиннющими ногами и белокурыми волосами.
– Я беру тебя в секретарши, беру! – тянул к ней руки Севка, но Шурка пятилась от него, и Севка понимал, что в нем что-то не так, и что такая, новая, шикарная Шуба никогда не пойдет к нему в секретарши, а уж тем более не будет любить его бескорыстно и вечно…
Центральная площадь находилась возле Центрального рынка.
Вот за что Фокин любил свою «малую» подмосковную родину, так это за то, что здесь не было столичной изнурительной суеты, бесконечных пробок, но и провинциальной оторванности не ощущалось. Надо тебе в Большой – час, и ты в Большом театре на премьере «маленьких лебедей». Надо по Арбату прогуляться – час, и ты на Арбате туда-сюда шлындаешь. Правда, ни разу Севке почему-то не понадобилось ни на премьеру в Большой, ни на Арбат туда-сюда погулять. Но близостью к столице Севка гордился. Более того, он чувствовал себя столичным сыщиком, и это прибавляло ему веса в собственных глазах.
Красный «Астон Мартин» Фокин увидел издалека. Среди припаркованных полукругом машин это был самый крутой болид. Перед машинами толпился народ. Парни и девицы самого тусовочного и неформального вида курили и что-то бурно обсуждали.
Стараясь не привлекать к себе внимания, Фокин нырнул в «Астон Мартин». Шуба сидела на водительском месте, положив руки в кожаных перчатках на руль. Не отрывая взгляд от компании стритрейсеров, она только кивнула, когда Севка ввалился в тесный и низкий салон.
– Мне не нравятся такие знакомые, которые дают покататься дорогие машины, – признался Фокин.
– А какие знакомые тебе нравятся? – хмыкнула Шуба.
– Никакие. Ты подумала, чем будешь расплачиваться, если вдруг поцарапаешь эту тачку?
– А ты мне поможешь, – весело подмигнула Фокину Шуба. – Ты ведь теперь у нас при деньгах?
– При деньгах, при деньгах, – раздался сзади голос Лаврухина. – Да еще при каких!!!
Севка обернулся и увидел скрючившегося Васю. Места на заднем сиденье было так мало, что там могла поместиться разве что дамская сумочка, но длинный Лаврухин втиснулся в узкое пространство, согнувшись пополам, словно складной зонтик.
– У этого хмыря сейф еврами забит, а он на дорожные расходы мне жмотится, – продолжил Лаврухин разоблачительную речь.
– Вася! Ты ли это?! Вот не ожидал! – обрадовался Севка.
– Я тоже не ожидал. Хотел спать лечь, да ноги сами сюда принесли. Потихоньку из дома вышел и… – Вася махнул рукой, обозначая безнадежную тупость своего поведения. – Если жена ночью проснется, все. Конец семейной жизни. Ничем не отбрешусь. А если теща узнает… – Вася снова махнул рукой. – То тогда и просто жизни конец.
Севка громко захохотал.
– Значит, так, мальчишки, – вмешалась Шурка. – Слушаем меня. Сейчас состоится заезд, но не на четыреста два метра, как обычно, а километров на пять, до памятника Гагарину. Ехать можно любым путем. Этот вид гонок включает в себя элементы городского ориентирования, поэтому первым придет не только самый быстрый, но и самый умный – то есть тот, кто выберет оптимальный маршрут. На победителя сделаны ставки. Если мы придем первыми, то заработаем тысячу долларов. Но, насколько я понимаю, нам нужно не столько победить, сколько поговорить с кем-нибудь о Говорухиной?
– Правильно понимаешь, – подтвердил Севка. – Но победить тоже было бы неплохо. С победителями разговаривают с большей охотой.
– Старт через минуту. Видите, все рассаживаются по машинам? – Шуба кивнула на гонщиков, которые, спешно отбрасывая сигареты, решительно направлялись к машинам.
Участников было не меньше пятнадцати, насколько успел заметить Севка. Из всей компании в машину не сел только высокий парень в кожаной куртке и бейсболке с таким длинным козырьком, что он полностью закрывал лицо.
– Это Гриша Котов, Кот, – пояснила Шуба. – Он предводитель всей этой банды, но сегодня не гоняет, будет стартером.
– Все-то ты знаешь, – недовольно проворчал Севка. Осведомленность Шубы в деле, которым должен заниматься он, его раздражала. – А это кто? – не удержался он от вопроса, увидев, что к парню в бейсболке подошла девушка с гривой рыжих волос. У Севки дыхание перехватило от ее грации и красоты. Девица была высоченная, породистая и казалось сильной, как дикая лошадь. Вот такую бы он взял в секретарши…
– Кто это?! – повторил Фокин, даже не пытаясь скрыть своего восхищения.
– Вероника Котова. Заядлая гонщица. Редко приходит второй.
– Жена Кота? – сглотнул слюну Сева.
– Сестра. Успокойся, Фокин. Она любит высоких и стабильно богатых мужиков, чего о тебе не скажешь.
Лаврухин сзади омерзительно хрюкнул.
– Чего обо всех нас не скажешь, – огрызнулся Фокин.
Перекинувшись парой фраз с братом, Вероника стремительным легким шагом подошла к голубой «Ауди ТТ» и, махнув на прощанье Коту рукой, скрылась в миниатюрном салоне. Севка живо представил, как она размещает там длинные ноги на шпильках, как откидывает на спину рыжую гриву, как заводит движок, как кладет руки на руль, жмет на газ… Такие эротичные фантазии Севку в жизни не посещали, поэтому он не заметил, как все машины выстроились в ряд перед стартовой линией, нарисованной на асфальте.
Кот встал сбоку с поднятой вверх рукой. Движки ревели, готовые по взмаху этой руки унести машины к заветной цели.
– Это только с виду машинки скромненькие, – пояснила Шуба. – На самом деле они нафаршированные, как помидоры черной икрой…
Кот резко опустил руку вниз.
Голубая «Ауди» сорвалась с места первой. Севку вжало в кресло так, будто на грудь ему кинули мешок с песком. И именно в этот момент – момент старта, – когда колеса еще бешено шлифовали асфальт, пытаясь придать машине сцепление с ним и толкнуть ее наконец вперед, Севкин взгляд случайно упал на ноги Кота.
– Ботинки! – заорал он. – Лаврухин, посмотри на его ботинки!
– А-а… – неопределенно выразился Лаврухин, которого на старте пришпилило к креслу, как бабочку к картонке гербария. – О-о… – Лаврухин затих, и было непонятно, успел он заметить, во что обут Кот, или нет.
Севке тоже говорить расхотелось. И делать открытия расхотелось. К чему открытия, если жизнь повисла на волоске?.. Из всех желаний осталось только одно: выжить в этом «полете чокнутого шмеля», как обозначил для себя эту гонку Севка. Столбы, заборы, дома, киоски и другие машины пролетали мимо на такой скорости, что Севка физически ощущал разрушительную силу удара, если Шуба, не дай бог, не отработает рулем каждый миллиметр габаритов всех этих препятствий.
– Сбавь скорость, – попросил он Шурку.
– Зачем?
– Я жить хочу.
– Зачем?
