Я коротко рассказала ей обо всем и достала рюмки. Магда плюхнулась в кресло, чрезвычайно заинтересованная и очень встревоженная.
— А откуда возьмется третий труп? И кто это будет?
— Понятия не имею, но очень надеюсь, что уж кто‑нибудь постарается. Следующий из той же отрасли. Пока они лишились крупной шишки и мелкого примитива, может, теперь окажется нечто среднее… А ты кончай тянуть и говори, что с кассетами? Я вся извелась от нетерпения.
— Погоди, погоди, ведь это такая сенсация! Ты и в самом деле считаешь, что мотив кроется в их творчестве?
— А ты сомневаешься? Любишь классиков? Теккерея читаешь?
— С наслаждением!
— Ну, тогда представь, что на роль Ребекки Шерп Вайхенманн выбрал бы тебя.
Магда подавилась паштетиком и чуть не облилась вином. Как известно, Ребекка Шерп была худенькой, маленькой блондинкой, Магда же являлась воплощением статных, я бы сказала — монументальных красавиц. Высокая, черноволосая, темноглазая она бы могла служить моделью Фидию, Праксителю, даже Микеланджело, хотя, чтобы понравиться последнему, ей пришлось бы малость пополнеть.
— Так я же не актриса.
— Ну и что? Это не имеет никакого значения. Подходишь ему — и этого достаточно. Хорошо, что по «Ярмарке тщеславия» сделан кинофильм, и я, к счастью, не знаю режиссера, а то, если бы того режиссера кто‑нибудь пришил, опять стали бы приписывать мне…
— А его почему?
— Да боюсь, я слишком много кричала, что в экранизации беременность длилась три месяца.
— Не смеши меня! Я не видела экранизации, к сожалению…
— И не жалей, ничего не потеряла, хотя такая физиологическая аномалия стоит того, чтобы взглянуть на нее. Как известно, возвращение Наполеона продолжалось сто дней, то есть три месяца с небольшим, и ровно столько же длилась беременность. Хуже того, Амелия вообще выходит за Джорджа незадолго до битвы при Ватерлоо, Ребекка могла, конечно, постараться забеременеть раньше, но этого никто не заметил, так что обе рожают одновременно, сразу после победы. Можно сказать, в военной суматохе. Знаешь, мне от этого нехорошо делается.
— Мне тоже. Трудно поверить. А ты не ошибаешься?
— Я даже записала на пленку, но, кажется, стерла запись. Так что с кассетами Марш? Отчего афера?
Сев поудобней, Магда отпила глоток вина.
— Не стану тебе рассказывать все с самого начала, сама все знаешь, но представь, при одном упоминании о кассетах все замешанные в этом деле бледнели и пытались уклониться от ответа. Но у меня есть свои каналы, упрямства и настойчивости тоже хоть отбавляй, так что я добралась до сути. И сделала выводы. Так вот, две книги Эвы Марш были экранизированы нелегально!
— Ах! — вырвалось у меня.
— Она ни за что не хотела отдавать их телевидению, нет никакого договора с ней, нет ее согласия на экранизацию…
— Издатель!
— А ты откуда это знаешь? Да, продало издательство, минутку, как его…
— «Гратис»!
— Именно «Гратис». Подай она на них в суд, наверняка бы выиграла. На Западе дело пахнет миллионами: возмещение убытков и все такое… У нас же хоть до посинения мотайся вокруг луны. Пани директор, которая поставила свою подпись перед запуском фильма в производство, уже не работает, а была это на редкость глупая, продажная и сексуально озабоченная баба, любой мужик моложе ста лет мог заставить ее подписать что угодно. Три года как ушла, успев отмочить парочку таких номеров, что глаза на лоб лезут. А ты знаешь это издательство?
Настала моя очередь. Такое удовольствие поведать верному другу про все эти пакости! Я поудобнее устроилась на диване тоже с рюмкой в руке.
— Еще бы мне не знать! Два молодых человека в расцвете сил, оба, откровенно говоря, очень недурны собой. Теперь понимаю, по какой причине окаменели, услышав имя Эвы Марш, и почему у них не оказалось ее договора.
— Она его порвала! — обрадовалась Магда. — И хорошо сделала. В суд не подала, насколько мне известно, но они все еще ее боятся, так как в издательстве до сих пор работают люди, чьи подписи фигурируют под договором с нею. Директриса их заставляла…
— А куда она подевалась, эта директриса? Перешла в Министерство культуры? Тогда не страшно: там никто ничего не делает — значит, и вреда никакого.
— Во всяком случае, малейшего упоминания об экранизации Эвы Марш они боятся как черт ладана и кассеты спрятали в очень укромном месте: под кроватью, под полом или в древней гробнице на кладбище. Но я все равно дознаюсь, назло врагам! У меня, чтоб ты знала, там, кроме приятелей и друзей, имеются и враги.
Я от всего сердца похвалила мою дорогую помощницу. К сожалению, я никак не могла вспомнить фамилий создателей той гадости, в которую они превратили творения Эвы Марш. Лишь в титрах могла их увидеть, но для этого нужны кассеты с фильмами. Я очень сомневалась, чтобы даже у Ляльки они сохранились — она в гневе могла их уничтожить, выбросить, что‑то другое на них записать… Магда тоже никаких фамилий не запомнила. Однако подсказала идею — их могла знать Марчуся. У той вообще больше контактов с продюсерами, непризнанными гениями, чтоб им, этим ублюдкам…
— А я вращаюсь в кругах других извращенцев, — добавила Магда.
— Однако ты можешь знать, кто такой Кшицкий! — не уступала я. — Меня о нем расспрашивали — я говорю о ментах, которые ведут расследование, — а я не знала. Кажется, он был ассистентом Вайхенманна.
Магда удивилась.
— Вальдек Кшицкий?
— Конечно, я знаю Вальдуся. Ассистентом он стал недавно, а может, и вообще не стал, знаешь, такой ученик чародея. Я сама удивилась, что он добровольно сунул башку в ярмо, потому как мальчик он был неглупый и вообще человек приличный. И к Вайхенманну так же подходит, как фрак для сенокоса…
— Подходил…
— Правильно, подходил… Хорошо, что это уже в прошлом.
— А зачем он вообще к нему подался?
— Кажется, Вайхенманн сам предложил ему сотрудничество. Потребовалась свежая кровь, а Вальдусь как раз и подвернулся. А что, он теперь ходит в подозреваемых?
— Похоже на то. Вот ты сама как считаешь, он способен был его укокошить? Скажем, от зависти, в нервах, потому как от идей чародея ему нехорошо делалось. Я ведь не знаю, как он относился к погибшему подонку.
Магда, подумав, отрицательно покачала головой.
— Негативно относился, я знаю. Но Вальдусь начисто лишен бандитских замашек, он в преступники не годится. А за те несколько месяцев, что проработал у Вайхенманна, не мог дойти до такого состояния, чтобы уже не владеть собой. А если бы и дошел, сделал бы это в присутствии всех актеров. Нет, я бы на Вальдуся не ставила…
Я бы тоже. У меня в запасе был еще кое‑кто.
— Слушай, вот еще один. Не приходилось ли тебе слышать такое имя — Флориан Поренч?
