И тут уж я без зазрения совести перебила пана Тадеуша, который без конца бормотал одно и то же, пытаясь загнать меня в непролазный малинник, да еще извилистыми стежками–дорожками. Ну уж нет! Хватит вешать лапшу на уши, о таком великолепном событии я просто обязана знать все подробности!
— Все, пан Тадеуш, довольно нести чепуху. Ведь я даже не знала, что у Вайхенманна была дочь, как‑то совсем уж в тени она держалась…
— В тени, вы абсолютно правы, по большей части она пребывала за границей, не очень‑то они с папочкой были близки.
— Понятно, она и папочка недолюбливали друг друга. А где же мамуля? Или он сам себе ее родил?
— Мать давно умерла. Это была его первая жена.
— А дочь у него одна? Больше потомков не было?
— Не было. Другие связи…
— К черту другие связи! Важна дочь. Вы ее знали лично. Для меня без разницы, были ли у вас с ней дети и сколько…
— Не было!!! — страшно возмутился пан Тадеуш, доведенный мною до белого каления.
— Не было, и ладно. Мне без разницы. Главное, вы были с ней знакомы, что ясно следует из права первой покупки. Она не может питать ко мне ненависти. Надеюсь, это мероприятие законное, здесь все чисто?
И я уставилась на пана Тадеуша взглядом Медузы Горгоны. А он вовсе не испугался.
— Все чисто, я же говорил вам — завещание…
— Э, какое там завещание. Сами говорили — никого дома не было, часто могло не быть никого дома, а схватить листок бумаги и черкнуть — все жене, сыну, дочери, на бездомных собак., в данном случае дочери, вместе с отлавливанием свидетелей можно в пять минут уложиться…
Пан Тадеуш сохранил хладнокровие.
— Вот что значит столько времени проводить за границей! — веско сказал он. — Такое у нас невозможно. Такой клочок бумаги немедля подвергли бы сомнению! Ведь речь идет о финансах промышленника, учреждения, возмещение за сорванные договоренности, множество других препятствий, и все это тянулось бы годами…
И он был прав. Даже в приличной цивилизованной стране, где система правосудия создана для людей, а не для мошенников, такой жалкий клочок бумаги непременно вызвал бы просто землетрясение. Главный наследник, налоги, попутные иски, долги, заключенные договоры — все тянулось бы до бесконечности, так что главному наследователю лучше было бы покончить с мучениями и утопиться.
Ох, не мешало бы чем‑нибудь подкрепиться. Обычно, возвращаясь домой после долгого вояжа, я ограничивалась свежезаваренным чаем, но данная ситуация явно нуждалась в чем‑то более крепком. Логичнее всего было бы хватить шампанского, но Вайхенманн ни в коем случае не заслуживал шампанского. Вино? Пиво?.. нет, слишком прост этот напиток в данной ситуации. Коньяк!
Коньяк я выбрала потому, что не люблю коньяка. Никогда не любила, воспринимала его как своеобразное лекарство. А к Вайхенманну очень подходил. Я достала бутылку и бокалы, пан Тадеуш смотался в кухню за минералкой, и мы уселись в салоне.
— А завещание видели, — рассказывал за хлопотами пан Тадеуш, — там еще были отписанные суммы и другим, например весьма солидная для их постоянной домработницы… И дом редко бывал пустым, почти никогда… ведь Вайхенманн, несмотря на возраст… любил общество…
— А что он вообще делал в тот день? Где был? С кем? Дочь знает это? И вообще, она с ним живет или отдельно, а к нему только приезжает?
— Нет конечно, живет отдельно, и редко когда бывает у него. А в тот день они договорились встретиться в середине дня, так что в это время он должен был быть дома. А с кем он еще договорился встретиться, она не знает. И куда подевалась домработница, тоже неизвестно. Аж до приезда доктора и полицейского никого не было. Только дочка…
— Во сколько его шлепнули?
— Пока не знаю, дочка тоже этого не знала, но, скорее всего, во второй половине дня, ближе к вечеру.
— Доктор должен же был что‑то сказать!
— Вот именно, он так и сказал — не уверен, и потом добавил — скорее, ближе к вечеру. И при этом сотни оговорок. Правда, осмелился уточнить — между пятью и шестью, то есть между семнадцатью и восемнадцатью…
Какое‑то время я про себя обдумывала случившееся. Тадеуш в контакте с дочерью убитого. Раз она наследница, у нее есть мотив, а следовательно, вызовет подозрения. Это точно.
— А у нее есть муж?
— У кого? — вздрогнул пан Тадеуш от неожиданности.
— Да у дочки же!
— Есть, но он торчит в Штатах.
— Не важно, где он. Мог уговорить супругу кокнуть папашу ради наследства.
— Да вы что! — возмутился пан Тадеуш. — И вообще, это порядочные и богатые люди. Исключено! К тому же они не в ладах… хотя, может, я и путаю, не в ладах она была с первым мужем… И у нее железное алиби. Перед тем как отправиться к отцу, она все время была на людях, сначала в косметическом салоне, потом обедала с театральным костюмером, потом в магазине одежды на Садыбе, тоже в компании нескольких человек, там она была по работе — она костюмер, а ее муж…
В другое время я бы охотно послушала о перипетиях дочки Вайхенманна, но сейчас дорога была каждая минута.
— Не до мужа сейчас. Он приехал с ней?
— Нет, я же сказал — он в Штатах. А приехала она с декоратором и все время звонила отцу, не поела толком, а уже было почти восемь вечера…
— Ну тогда дочка не в счет, муж тоже. Узнайте у нее, что случилось с домработницей, это первое. А второе — с кем Вайхенманн ссорился в последнее время, с кем вместе работал, у кого были какие‑нибудь претензии к нему личного характера…
— А она здесь уже долго?
— Да всего недели две. Я могу разузнать…
— Нет, это не столь важно. Гораздо важнее, если бы вам удалось узнать от нее что‑нибудь интересное из недавнего прошлого. Да, вот еще что — это третье. Что она застала в доме? Что увидела? Вот так, вошла в дом и осмотрелась, правда? Ну, я имею в виду следы… скажем, того, кто недавно был у отца. Или, наоборот, чего‑нибудь не хватает, не обязательно дорогой вещи, может быть, и самой обычной. Беспорядок в бумагах. Ну, буквально все, что привлекло ее внимание. Вам она скажет, вы же не полицейский, хороший ее знакомый, и все останется между вами.
Откровенно говоря, я не очень надеялась на богатый улов. Я не верила, что дочка может убить отца из желания получить наследство. Любила она папочку или не очень, но даже от неприязненных отношений до убийства очень большая дистанция. А вот знать что‑нибудь такое, что подтолкнуло бы меня к верному решению, могла. Вдруг какая‑нибудь малость и подсказала бы моей душе, где собака зарыта. Никогда не знаешь, какая случайность вдруг окажется главным звеном.
Пан Тадеуш не очень уверенно кивал головой. Я бы еще немного поиздевалась над ним, да сообразила, — что задерживаю его, а он ведь мог бы уже действовать: вдруг и вправду что‑нибудь узнает. Так что выпустила беднягу из своих когтей.
