— Я предпочел бы увидеть запись прямо сейчас.
— А как я скрою это от Мартуси? Она не должна знать, а то ведь проболтается. Сама того не желая, проболтается. Минуточку, а видеомагнитофон у вас дома есть?
— Да.
Телевизионные кассеты с Тупнем находились в черных коробках со скромной надписью на боку «рабочий материал». Коробки, где покоились мои кассеты, обыкновенные, из магазина, выглядели совсем иначе. Пришлось пойти на очередной подлог. Я вынула из первых попавшихся картонок кассеты, сунула их в черные и быстро положила на место. Кассеты Мартуси я запихала в картонки и скакнула к столу. Гурский с явным одобрением наблюдал за моими манипуляциями и без лишних слов сунул добычу в карман.
— Только завтра утром верните, подружка моя — ранняя пташка, — прошептала я. — Солнышко едва взошло, а она уже порхает. Настоящий жаворонок, страдающий бессонницей!
— Сейчас осень на исходе. Солнце всходит довольно поздно.
— Так она поднимется до рассвета. Вы бы не могли утром, в половине седьмого, подбросить их в мой мусорный бак?
Гурский открыл рот и закрыл. Моим тайником он уже как-то пользовался и оценил замысел. И правда, странно будет, если он припрется ни свет ни заря. Мартуся не дура, зачем давать ей лишний повод для подозрений? А в помойке она точно копаться не станет. Разве что с утра пораньше за уборку примется. Но к помойке она всегда была равнодушна, и прежде ее хозяйственный пыл на мусорные баки не распространялся.
Тут как раз Мартуся вернулась из кабинета. Гурский едва заметно кивнул мне.
— Иолька сообщила, что с Бледной Холерой дружит монтажерша Дануся. Общего мужика у них нет, делить нечего. Зато у Дануси есть брат, а с невесткой она на ножах, вот и подкладывает Еву брату, назло невестке. Сейчас они вместе отправились в какой-то ресторан. Иолька пообещала разузнать, где Холера живет, возможно, как раз у этой Дануси. Я-то ее плохо знаю. Еще Иолька сказала, что недавно у них что-то стряслось и Дануся в последнее время вся на нервах...
— Еще раз — и по порядку! — потребовала Малгося и налила всем вина.
— Фамилия и адрес этой Дануси! — воскликнул Гурский.
Мартуся воспользовалась передышкой, чтобы влить в себя изрядный глоток пива.
— Я знала, что вы об этом спросите! — гордо заявила она. — Фамилия — Репляк, а Иолька сейчас позвонит и продиктует мне адрес, спросит у пани Зофьи. Мне пришлось разъединиться, чтобы Иолька могла позвонить пани Зофье, я правильно сделала?
Гурский с минуту молча пил вино и жевал сыр, явно размышляя. На мой взгляд, ему страшно повезло. Любой оперативник почел бы за счастье иметь в качестве свидетелей женщин, которые с готовностью выдают любые тайны, выбалтывают любые сплетни, чуть не насильно впихивают следователю фамилии, адреса, связи... Ему бы в ножках у нас валяться.
Но Гурский в ножки нам не повалился, напротив, вдруг торопливо засобирался.
— Будьте добры, побыстрее... Нет, вы лучше перезвоните мне на мобильный и сообщите адрес, а сейчас мне надо бежать. Извините, служба.
Такого никто из нас не ожидал. Мартуся аж пивом поперхнулась.
— Но как же вы сядете за руль после вина? — строго осведомилась Малгося.
Гурский снисходительно глянул на нее.
— Вы и вправду думаете, что найдется патрульный автомобиль, который меня не подвезет? За своей машиной заеду утром. Большое спасибо за приятный вечер.
Я не произнесла ни слова — до меня вдруг дошло, что Гурскому не терпится посмотреть видео с Тупнем.
— А вино у тебя осталось? — поинтересовалась Малгося, когда за полицейским захлопнулась дверь. — За мной Витек приедет, а вам и ехать никуда не надо. Вот уж не думала, что общаться с полицией так интересно!
* * *
Предположение Мартуси оказалось верным: Ева Май действительно проживала у Дануси Репляк, а пани Зофья раздобыла адрес. Гурскому эти сведения были переданы в одиннадцать вечера. Чем он занялся потом, никто из нас не знал. Расспрашивать его посреди ночи было неудобно, кроме того, я упорно не желала вести собственное расследование.
Зато Малгосе частное расследование пришлось по душе.
Витек заехал за ней часов в десять, страшно недовольный жизнью: он любил рано ложиться спать и вставать в четыре утра. Совсем как Самуэль Пипс
[1] . Сегодня день у Витека получился очень длинный. Он досмотрел по телевизору футбольный матч и только после его окончания поехал за женой. Но уговорить Малгосю немедленно возвращаться домой Витек не смог.
— На вашем месте я бы отправилась в Краков, — распиналась она. — Эта самая Дануся наверняка в курсе всех подвигов Бледной Холеры. Но полицейским она ничего не скажет. Ты ведь сама говоришь, что Ева была на месте преступления. И к покойному липла как пиявка. Она видела убийцу, клянусь!
Я тоже была в этом убеждена, но в Краков ехать не собиралась. Пусть там Мартуся подсуетится. Но Малгося настаивала на своем, схватила какую-то бумажку и стала расписывать расследование по пунктам.
— Твоего пана Теодора придушить мало. Что это он у тебя, словно жена Цезаря, вне всяких подозрений? Уж о своей-то бывшей он должен хоть что-то знать! Это — раз. Кроме того, я, к вашему сведению, не дура глухая. В разговорах ваших постоянно поминается какой-то Кшись, приятель пана Теодора. Этого Кшися тоже надо взять за жабры! Это два. Все эти хари с кассеты, может, конечно, и трясутся от страха, но откуда ты знаешь, что именно кто-то из них прикончил Тупня. Это три. И что еще мне родная доченька скажет? Ох и поговорю я с ней!
— Я с ума сойду, — убежденно заявил Витек, плюхаясь за стол. — Тут жена хреновину порет, там какая-то Доминика в жилетку Зузанне плачется, слезы ручьем, без половой тряпки не справиться... А мне-то куда деваться? Рехнулись вы все, что ли?
— Что за Доминика? — заинтересовалась Мартуся.
— Подружка Зузы, — пояснила я вместо Малгоси, с головой погрузившейся в план следственных мероприятий. — Тоже лошадница, постарше ее будет, в конкурах участвует. А чего это она плачет? — забеспокоилась я. Что-то не так с какой-то лошадью?
— Какое там! Если бы дело было в лошади, они бы обе рыдали! Из-за парня ревет. Бросил ее ради какой-то старой стервы, ответил Витек.
— Ты что, подслушивал?!
— Да она так орала, что комментатора заглушала! По-моему, она так надрывалась не от обиды, а со злости. Как она его только не поносила! А зовут этого парня Кшиштоф, как и вашего подозреваемого. Меня от этого имени уже просто тошнит.
Мы с Мартусей переглянулись. В голову нам пришла одна и та же мысль: Кшиштоф бросил Доминику ради какой-то старухи. Доминика — заядлая лошадница. Значит, Кшись много чего от нее мог узнать, а потом поделиться с новой пассией... Вроде чушь, и все-таки...
