— Вы стояли далеко от такси?
— Метрах в трёх.
— Какая это была машина?
— Светлая «Варшава».
— Старая «Варшава» или новая?
— Не помню.
Невинный тон вопросов тут же сменился кровожадной иронией:
— Лицо Климчака вы разглядели, а как выглядит машина, не заметили, очень странно…
Патриции удалось сдержаться и слишком громко своих эмоций не выражать. Ограничилась тихим шипением в брошку. Ну, ясно, что Кайтусь строил из себя такого грандиозного кретина, чтобы не отставать от судьи, но, похоже, перестарался. Будь у адвоката хоть капля энергии, он камня на камне не оставил бы от подобного идиотизма. Какой же молодой парень, хоть с собакой, хоть без, пялился бы на самое заурядное в стране авто, если у него под носом целуется знакомая пара? Скорее всего, он вообще не заметил, на чём они приехали. Климчак в СИЗО рассказал ему о светлой «Варшаве», а новая она была или старая и сам, небось, не обратил внимания. Только полный дебил мог радоваться, что подловил, видите ли, свидетеля! Достижение, нечего сказать!
Журналистка не отказала себе в удовольствии и шепнула в брошку:
— Климчака он знает лично, а такси видел в первый раз…
Нет, придётся с этим Кайтусем раззнакомиться, просто стыдно иметь рядом нечто подобное. Пригвоздил свидетеля и ждёт лаврового венка, не иначе. Из сушёного лаврового листа — в самый раз будет… Недоумком он, конечно, только прикидывается, но кто или что его заставляет?
Защитник не реагировал, что, принимая во внимание всю эту пародию, было даже не удивительно. Замороченная свалившимися на неё проблемами и проблемками Патриция на некоторое время отвлеклась, а когда спохватилась, на месте свидетеля уже стоял Шимон Климчак, брат Лёлика, тот самый, что, по слухам, гонялся за таксистами и одного таки догнал.
— Так он их возил или не возил? — яростно прорычал судья.
— Сказал, что если бы их увидел, то, может быть, и вспомнил бы, а просто так, это извините. Много всяких разных возит.
К допросу неожиданно подключился защитник. Патриция даже не заметила, когда он попросил слова и когда судья ему это слово дал. Зато заметила, что на адвоката Кайтусь соблаговолил обратить внимание, судья у него такой чести не удостаивался.
— А вы случайно не спрашивали этого водителя о такой вещи… — начал защитник деликатно. — Может, ему приходилось везти молодых людей? В конце поездки девушка не захотела выходить, и парень её силой вытаскивал? Такое обычно запоминается. Спрашивали?
— Даже спрашивать не пришлось, — без малейшего колебания ответил свидетель. — Сам рассказал, точно так, как вы, пан болтун… то есть доктор… в смысле…
Он жутко смутился. Адвокат же ничуть не удивился и даже не обиделся.
— Ничего страшного, бывает. Мне эта блатная феня знакома. Доктор, он же врач, а также болтун, в суде так говорить не принято, можете называть меня просто «господин адвокат». Продолжайте, пожалуйста.
— Я не… того… — принялся оправдываться окончательно растерявшийся свидетель, — в смысле… не приходилось… не судим я…
— Всё ещё впереди, — ласково вставил прокурор.
— А то! — подтвердил оживившийся судья.
Вышло это у них на редкость дружно, но защиту им сбить с панталыку не удалось, довоенный адвокат, похоже, и не такое видал в своей практике. Он всё так же вежливо разблокировал свидетеля:
— Значит, он того… говорил, когда мы с ним балакали, что всякие происшествия и чудные случаи бывают, они-то и запоминаются, а обычное — нет. Года два тому, рассказывал: один тип деваху силком тащил, но это не здесь, не в городе, было, а чуток подальше, где поворот на Варшаву, с той стороны. А ещё помнит, как тётка одного типа вытягивала, сильно поддатого, мужа своего. Так водила даже помог, она попросила, а он, муж то есть, всё хотел Колобжег брать. С какой радости именно Колобжег, он не знает, но из-за Колобжега как раз и запомнил. А больше ничего такого не помнит.
Даже судья заинтересовался штурмом Колобжега по пьяни и слушал внимательно. Брат Климчака так разошёлся, что обязательно выложил бы всё, что знал. Да и на пройдоху он не походил. Фальшивыми показаниями тут и не пахло.
Свидетеля отпустили с миром, а у судейского стола состоялась непродолжительная ворчливая конференция с участием обоих народных заседателей, обвинителя и защитника. Все посматривали на часы, и Патриция догадалась. Что они сейчас сделают, не известно, но Стасю явно собираются отложить на завтра, поскольку предвидятся обширные показания, а теперь уже начало седьмого, ночь на носу.
Договорились. Патриция предполагала Зажицкую, в конце концов, это свидетель обвинения, более того, на её показаниях всё дело, можно сказать, строится. С юридической точки зрения следовало её заслушать. А вот и нет, не Зажицкая, а Павловская.
Патриция разглядывала её с большим интересом. Девушка высокая, крепко сколоченная, постарше Гонораты, чуть расплывшаяся, но в себе уверенная, спокойная и даже нагловатая. Никакой приблатнённости, всё в норме, серый костюм, белая блузка, туфельки на каблуках, грубоваты, но видно, на комиссионку денег не хватило, пришлось довольствоваться отечественными.
— Как давно вы знакомы с Гоноратой? — на удивление вежливо поинтересовался судья.
Павловская отвечала тоже вежливо. Деловито. Без эмоций.
— Мы вместе учились в школе.
— Как часто вы бывали у неё дома?
— Очень редко. Я работаю, мне некогда.
— А когда вы не работали?
— Тогда бывала чаще.
Патриции стало любопытно, как долго свидетельница выдержит эту тягомотину, прежде чем сорвётся и ляпнет что-нибудь неожиданное. Похоже, судья считал свои дурацкие вопросы о визитах Павловской к Гонорате ловким способом вывести свидетельницу на чистую воду и собирался вырвать у неё, таким образом, страшную тайну об их гнусных замыслах. На кой ляд ему такая информация? Павловская могла хоть ночевать у Гонораты, что с того? Какое это имеет отношение к Стасе?
Судья перестал валять дурака.
— При каких обстоятельствах вы встретились с Руцкой?
— Мы встретили её на Коллегиальной.
— И что она сказала?
— «Здравствуйте, я ваша тётя», — фыркнула Патриция себе под нос, но брошка сработала, и Кайтусь взглянул на журналистку с осуждением.
— Ничего особенного. Просто сказала, что хочет встретиться с Климчаком. Гонората спросила, что она такая смурная. А та спрашивала, правда ли, что Климчак женится.
— Домой вы вернулись в котором часу?
— Около восьми.
— Зачем вы говорили Руцкой, что пойдёте домой?
Павловская отлично понимала, с какой целью судья об этом спрашивает, и легко смирилась с его манерой ужимать время.
