Телеграмма была чисто информационного характера:
«Все понял. Восемнадцатого буду у тебя. Целую. Юра».
А что он, собственно, понял? Он попытался сделать вид, что между ними на момент его приезда в С. уже была какая-то договоренность? «Я все понял…» Словно она звонила ему или писала… И как только его жена терпит рядом с собой такого извращенца? Неужели он загипнотизировал ее навсегда? Эмма никогда в жизни не видела свою сибирскую тетю, а когда пыталась расспросить о ней мать, когда та еще была жива, то в ответ не могла добиться ничего определенного. «Она преподает музыку в школе». Вот и все.
Эмма сложила письма и телеграмму в сумку, затем обошла квартиру и собрала все вещи Холодного, включая вновь привезенные им откуда-то атласные панталоны, плащ, бархатный берет со страусиными перьями («Он точно сумасшедший!»), запихнула все это в большой пластиковый пакет, куда положила его бритвенные принадлежности, подтяжки, белье, очки, документы… «Дипломат» Холодного оказался запертым, но вскрывать его ей не захотелось.
Эмма и сама удивлялась хладнокровию, с которым действовала на этот раз. Чувство свободы захлестнуло ее. Холодный – мертв, Перов – мертв. Но она почему-то не ощущала рядом с собой ледяного дыхания дамочки с косой в руках. Неужели страдания выстудили из нее страх перед смертью? Перед чужой смертью? Или причиной ее хладнокровия и решительности стало то, что к ней не вернулся Орлов?
Она остановилась перед телефоном и какое-то время думала, позвонить ей Сергею домой или нет. Но рука сама взяла трубку.
– Сергея Борисовича, пожалуйста, – проговорила она изменившимся голосом, когда услышала на другом конце провода Лору.
– Минутку… Сережа, это тебя… – услышала Эмма и тотчас положила трубку на место. «Он дома».
Твердя про себя «Он дома», она открыла дверь и выглянула на лестницу. Она рисковала. Причем рисковала очень сильно. Но в том состоянии, в котором Эмма находилась сейчас, ее поступки не могли не носить болезненного оттенка.
Взявшись за ноги Холодного, она, оглушенная биением собственного сердца, выволокла его на лестничную площадку и оттащила к лестнице, после чего, спохватившись, вернулась в квартиру и вынесла оттуда столовую клеенку, куда переложила тело; перехватив его за плечи, словно боясь, что он ударится головой, она, придерживая клеенку и чувствуя совсем близко запах крови, медленно, стараясь не шуметь, спустила его на этаж ниже. Отдохнув немного, перетащила еще ниже… Она понимала, что в любую минуту в подъезд может кто-то войти или, наоборот, кто-то может выйти из квартиры… Что тогда будет? Вызовут милицию, ее схватят… И пусть. Она им все объяснит. Хотя они ей все равно не поверят. Будет суд, и ее приговорят годам к пятнадцати, не меньше, так говорил ей «Перов»… А в тюрьме она умрет. И закончатся все ее страдания. Быть может, это хорошо, что Орлов не пришел?
Она оттащила Холодного в кусты перед домом, принесла все его вещи, упакованные в пакеты, не забыла и «дипломат» и положила все это рядом с телом. Затем сложила клеенку и вернулась с ней домой. Следы крови в подъезде она обнаружила лишь возле своего порога, да и то всего несколько капель. Смочив в ацетоне ватный тампон, она тщательно вытерла эти капли и вернулась в квартиру. Заперлась. Теперь необходимо было замыть полы в прихожей. Она сделала это при помощи сильного раствора отбеливателя. Ватный тампон с пятнами крови она бросила в унитаз и спускала воду до тех пор, пока он не исчез. Далее ей предстояла самая тяжелая работа – стереть отпечатки пальцев Холодного со всех предметов. Она взяла тряпку и плеснула на нее «Полироли». Эмма вытирала абсолютно все, начиная от дверных ручек и кончая оконными рамами. Она закончила работу за полночь. Была перемыта вся посуда, пересмотрены все лекарства в аптечке, абсолютно все, к чему мог прикоснуться Юрий Александрович. Оставалось сделать еще кое-что. Милиция, когда найдет тело Холодного, первым делом примется осматривать подъезд и непременно обнаружит следы того, что по лестнице волочили какой-то груз. Чтобы уничтожить их, необходимо проделать что-нибудь подобное, но только в обратном направлении. Кроме того, не помешало бы залить площадку перед дверью какой-нибудь жидкостью, чтобы уж полностью уничтожились следы крови.
Эмма кинулась к шкафу, достала из него огромный ворох одежды, разыскала на антресолях большущую дорожную сумку и сложила в нее все свое добро, затем поволокла сумку на кухню и, открыв холодильник, принялась укладывать поверх одежды банки с рыбными консервами, свертки с колбасой и сыром, яблоки, бутылки с вином и соком, словом, все то, что накупил Холодный.
Надев на себя черное платье, подаренное ей Ядовым, и подкрасившись, Эмма надушилась крепкими духами и, едва переводя дух от усталости, вышла из квартиры, волоча за собой сумку. Заперев дверь, она спустилась вниз, остановилась возле кабинки с таксофоном и позвонила Валентине.
– Валя, это снова я. Я тебя не разбудила? Вот и отлично… Слушай, я уже почти пришла… Стою у подъезда и не знаю, как дотащить свои вещи… Мне что-то нездоровится… Ты не спустишься вниз? А может быть, пришли мужа… Его нет? Ну, тогда сама…Хорошо, спасибо, что не отказала…
Она знала, что Валентина обрадуется ее приезду, поскольку эта встреча внесет хоть какое-то разнообразие в скучную и размеренную жизнь соседки.
Уже через пару минут Эмма увидела в окнах подъезда мелькающую тень, и тут же на крыльце возникла закутанная в яркий домашний халат Валентина.
– Эмка! Привет! – воскликнула соседка, с которой они в принципе никогда не были подругами. – Как ты шикарно выглядишь! Вот это платье! Вот это да!.. Что там у тебя, сумка? Ничего себе сумочка, да надо было разложить по нескольким пакетам… Как же ты все это дотащила?
– Я приехала на машине… Ой, Валюша, мне так много хочется тебе рассказать…
– Ну пойдем, пойдем… Давай-ка сюда свою сумищу… – И Валентина взялась тащить сумку волоком. Эмма рассчитала все правильно – даже крупная и сильная соседка не смогла поднять эту тяжесть, и ей пришлось тащить сумку по лестнице, подтягивая на каждой ступеньке.
Уже возле самой квартиры Эмма планировала каким-то образом проинсценировать выпадение из сумки бутылки с вином, но Валентина ее опередила, нечаянно смахнув рукой заранее приготовленную и лежащую поверх всего бутылку с «Киндзмараули». Бутылка разбилась, и вся площадка перед дверью оказалась залитой красным грузинским вином. Валентина покраснела, стала извиняться, побежала к себе за веником и тряпкой.
Спустя полчаса они сидели в кухоньке Эммы и пили «Хванчкару», закусывая вино яблоками.
– Так я что-то никак не пойму… – говорила Валентина, с нескрываемым интересом и восхищением разглядывая изменившуюся и ставшую еще более красивой и таинственной Эмму. – Ты что, уезжаешь? Куда? С кем?
– Я выхожу замуж… Завтра за мной заедут и отвезут сначала на дачу, а потом поедем знакомиться с его родителями…
Она произносила какие-то непривычные для нее слова, типа «банкет», «свадьба», «приданое»… Голова кружилась от волнения, усталости и выпитого вина. Главное было убедить Валентину в том, что она здесь, в этой квартире, не останется, что она уезжает к мужу в Рязань. Почему в Рязань, Эмма и сама не знала. Просто назвала первый пришедший на ум город.
