– Да, – отвечает она. – Заехала купить домой готовой еды.
– Правда? А кто же та девушка?
– Какая девушка?
– Та, что сидела с тобой в кабинке. Короткие светлые волосы, завитые с одной стороны, как сейчас модно. Она чуть не упала, так торопилась к выходу. Эйва про нее в курсе?
– А-а, вот ты о ком. Это просто знакомая. А администрация школы не запрещает учителям ходить на свидания с родителями?
– Не одобряет, но и не запрещает, – спокойно отвечает Наоми.
– А Эйва не запрещает тебе ходить на свидания с другими женщинами?
– Это не было свиданием. Она просто знакомая.
– Тогда зачем ты про нее соврала? Зачем сказала, что заехала за едой навынос?
Она не отвечает и смотрит на Наоми:
– Думаю, мне следует поставить об этом в известность администрацию школы.
– Валяй, – говорю я. – А я поставлю в известность Эйву. Она, наверное, присматривает за Старчером, пока ты крутишь романы?
– Я не кручу романы, а мой сын теперь не твоя забота. Ты сам не явился в прошлые выходные.
Возле нас появляется маленький таец в костюме и спрашивает, широко улыбаясь:
– У вас все в порядке?
– Да, она сейчас уходит, – отвечаю я и перевожу взгляд на Джудит. – Пожалуйста, подождите, мы пытаемся сделать заказ.
– Увидимся в суде, – шипит она и разворачивается.
Я провожаю ее взглядом: никакой еды навынос она с собой не берет. Маленький таец, пятясь, уходит, по-прежнему улыбаясь. Мы допиваем аперитив и наконец приступаем к изучению меню.
Через несколько минут я говорю:
– Про нас никто не узнает. В школе Джудит ничего не скажет, она понимает, что тогда я позвоню Эйве.
– А ты позвонишь?
– Не моргнув глазом. Это война, Наоми, и тут нет никаких правил, никто не дерется честно.
– А ты хотел бы получить опеку над Старчером?
– Нет. Отец из меня неважный. Но я хочу присутствовать в его жизни. Кто знает, может, когда-нибудь мы подружимся.
Мы ночуем у нее дома и просыпаемся в субботу поздно. Оба не чувствуем себя отдохнувшими. За окном шумит сильный дождь, и мы решаем сделать омлет и позавтракать в постели.
29
Последним свидетелем защиты является сам подсудимый. Перед началом заседания в понедельник я вручаю судье и прокурору письмо, которое написал Тадео Запата. Его цель – зафиксировать в письменном виде, что он дает показания вопреки совету своего защитника. В воскресенье я потратил два часа, натаскивая его, и он не сомневается, что полностью готов.
Он клянется говорить правду, нервно улыбается присяжным и впервые осознает, насколько неуютно себя чувствует человек, находясь на свидетельской трибуне. Все взгляды устремлены на него, всем не терпится услышать, что он может сказать в свою защиту. Секретарь суда будет записывать каждое его слово. Судья хмуро взирает сверху, в любой момент готовая сделать замечание. Прокурор только и ждет, чтобы наброситься на него и растерзать. Мать сидит далеко в заднем ряду и не находит себе места от волнения. Тадео делает глубокий вдох.
Сначала мы с ним рисуем общую картину – семья, образование, работа, отсутствие судимостей, карьера в боксе, успех в смешанных единоборствах. Присяжных, как и всех в зале, уже тошнит от видео, поэтому показывать его еще раз я не буду. Придерживаясь разработанного заранее сценария, мы говорим о бое, и Тадео весьма убедительно рассказывает, каково это – получать столько ударов. Нам обоим хорошо известно, что Кувалде редко удавалось нанести серьезный удар, но людей, разбирающихся в этом, среди присяжных нет. Он рассказывает жюри, что конец боя не помнит, а помнит лишь расплывчатую фигуру соперника, поднимающего руки в знак победы, которой не заслужил. Да, он действительно психанул, хотя мало что осталось в памяти. Его захлестнуло чувство несправедливости. Его карьера рухнула, ее просто украли. Он смутно помнит, как рефери поднял руку Кувалды, а затем – провал. В себя он начал приходить только в раздевалке, когда увидел, что за ним наблюдают двое полицейских. Он спросил у них, кто выиграл бой, и один из полицейских ответил: «Какой бой?» Потом они надели на него наручники и объяснили, что он арестован за нападение при отягчающих обстоятельствах. Он был сбит с толку, не мог поверить, что все это происходит с ним. Уже в тюрьме другой полицейский сказал, что Шон Кинг в критическом состоянии. И тогда он, Тадео, даже заплакал. Он до сих пор не может в это поверить. Его голос срывается, и он трет левый глаз. Актер из него неважный.
Я сажусь на место, а Мансини тут же вскакивает и задает первый вопрос:
– Итак, мистер Запата, сколько раз вы теряли рассудок?
Отличное начало, простой вопрос, заданный с неприкрытым сарказмом.
Он развивает тему, выставляя Тадео полным идиотом. Когда вы потеряли рассудок в первый раз? Как долго продолжалось это беспамятство? Пострадал ли кто-нибудь тогда? Вы всегда отключаетесь, когда становитесь невменяемым? Вы обращались к доктору по поводу невменяемости? Нет! А почему?! После нападения на Шона Кинга вас осматривал доктор, не связанный с данным судом? Страдают ли невменяемостью другие члены вашей семьи?
Через тридцать минут подобных расспросов слово «невменяемость» уже теряет всякий смысл и воспринимается как шутка. Тадео изо всех сил старается сохранить хладнокровие, но ему это плохо удается. Мансини над ним открыто насмехается. Присяжных, похоже, это даже веселит.
Макс спрашивает о его карьере в любительском боксе. Двадцать четыре победы, семь поражений.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – говорит Макс, – но пять лет назад, когда вам было семнадцать, вы участвовали в окружном турнире «Золотые перчатки» и проиграли раздельным решением судей некоему Корлиссу Бину. Это так?
– Да.
– Очень тяжелый был бой, верно?
– Да.
– И вас очень расстроило решение судей?
– Мне оно не понравилось, я считал его неправильным, считал, что выиграл бой.
– Вы тогда потеряли рассудок?
– Нет.
– Вы отключились?
– Нет.
– Вы тогда как-то выразили свое недовольство решением?
– Вряд ли.
– Вы это помните или у вас опять проблема с памятью?
– Я это помню.
– Находясь на ринге, вы кого-то ударили?
Тадео бросает на меня виноватый взгляд, который сразу его выдает, но произносит:
– Нет.
Мансини глубоко вздыхает и качает головой, будто ему предстоит сделать нечто, чего ему ужасно не хочется.
– Ваша честь, у меня есть еще одно видео, которое, по моему мнению, может помочь в данном вопросе. Это конец поединка с Корлиссом Бином, состоявшегося пять лет назад.
