Два короля
Так гласят старинные хроники… Давным-давно – тысячу сто лет
тому назад – жил в Дании, на острове Зеландия, могущественный вождь. Звали его
Рáгнар. А ещё носил он прозвище – Лóдброк, то есть «Кожаные
Штаны».
Не было такого моря, где бы ни носились его страшные
полосатые паруса. Это он, поднявшись по реке Сене, в 845 году взял и дочиста
разграбил Париж. А на обратном пути к морю разметал, как песок, две армии
французского короля Карла. Это он немного погодя покорил на севере Англии
королевство Норсхамбрию. Это он ещё через несколько лет совершил поход в
русские земли, но потерял там сына и сам едва не сложил головы…
В 867 году Рагнар Кожаные Штаны отправился в Ирландию.
Поначалу этот поход складывался удачно, но для Лодброка он оказался последним.
Старый викинг был пленён своим злейшим врагом, норсхамбрийским королём Эллой, и
в цепях привезён в его столицу – город Йорк, который тогда назывался
Эофорвиком…
1. Лодброк
Отчего бы и не припомнить теперь, что мне снилось там, в
Ирландии? Это, конечно, легче всего – искать в прошлом предостережения, которым
в своё время не внял. Ведь всякий сон, говорят, сбывается так, как его
истолкуют.
Лáдгерд получит весть о моей судьбе и посмеется. О,
она посмеется, моя Ладгерд, мать моего старшего сына, – Лодброк умер в
оковах, обманом захваченный в плен!.. Рагнар, Рагнар, скажет она. А ведь тебя
называли прозорливым и мудрым. Как же это ты не распознал вражеских воинов в
слугах, подносивших пиво?..
Дорого я дал бы за то, чтобы вызнать – кто же всё-таки
продал меня англам… Много зим длилась моя жизнь, и не ко всем бывал я
справедлив, и ей, моей Ладгерд, выпало понять это раньше других. Уж не она ли
отомстила мне за давнюю обиду?
Ладгерд… Нет, она била в спину только тогда, когда враг
пускался от неё наутек, не смея повернуться лицом. Я-то это знаю, я же видел
её, мою Ладгерд, с копьём в руках, на носу боевого корабля. Она не изменила
себе и в тот день, когда мы с ней смотрели друг другу в глаза и оба знали, что
эта встреча последняя. Ты, усмехнулась она, ни дать ни взять Си́гурд-змееборец.
Ты так же, как он, забываешь любимую ради другой. Вот только Сигурду помутило
разум питьё, настоянное на злом колдовстве. А тебя, мой конунг, и околдовывать
не понадобилось.
А я ей ответил… должно быть, я делаюсь стар, если не могу не
то что придумать ответ, но даже и вспомнить сказанное однажды! Я ей ответил:
если я – Сигурд, стало быть, мне надо ждать скорой смерти? Которой ты, моя
Ладгерд, непременно добьёшься? И ещё я сказал, что, пожалуй, не стану бегать от
подобной судьбы, если только она, Ладгерд, поклянётся умереть на моей могиле.
Они у меня всегда были остры одинаково – оружие и язык.
Но за ней тоже ни разу ещё не пропадало, будь то меткий удар
или беспощадное слово. А что, спросила она, уж не испугался ли ты, мой конунг?
Испугался? Я, Лодброк?..
Впрочем, тогда я ещё не успел стать тем, кто я ныне. И
прозвища не носил. Но и тогда никто не оскорблял меня безнаказанно. На неё одну
я никогда не замахнулся бы – на мою Ладгерд, и она это знала. Если я
когда-нибудь буду нужна тебе, Рагнар конунг, сказала она. Я или мои воины. Ты
только позови.
Я не позвал её обратно. Ни тогда, ни потом. А теперь даже у
Фри́длейва, нашего сына, блестит в усах седина, и люди называют его
разумным. Хорошо иметь сына, который о многом судит так верно. Это даже
приятнее, чем никогда не ошибаться самому.
Он был уже взрослым мужем, когда я полюбил в последний раз.
Фридлейв говорил, что Убе, мой младший, ненавидел меня из-за безродной матери,
которую я ему дал. А мать чтил за то, что она сделала его сыном Лодброка.
Уж не его ли люди были там, в Ирландии, подле меня?..
2. Король Элла
Всю жизнь я ждал этого дня. Все девятнадцать лет. Каждый
вечер я ложился спать с мыслью о Рагнаре Лодброке, и он снился мне по ночам. Он
заносил надо мной свой топор, а я не мог пошевелиться. Сколько помню себя,
столько же – и этот сон. Всегда один и тот же. Я просыпался в холодном поту и
лежал с открытыми глазами, обдумывая месть. Потом засыпал вновь и гнался за ним
по чёрному ночному болоту, и оно расступалось у меня под ногами. А Лодброк смеялся
и ускользал от меня, пропадая в тумане.
Я скрывался, я нищенствовал на дорогах страны,
принадлежавшей мне по праву рождения, и люди, которые должны были бы сдёргивать
передо мной свои драные шапки, из милости давали кров мне, королю, и позволяли
съесть корочку хлеба, испечённого под перевёрнутым котлом!
Мне так хотелось унизить его – посмеяться над ним, когда его
скованного привезли сюда, в Эофорвик. Мне казалось, что у меня проросли за
спиной крылья, что я взят на небо живым, как пророк Илия. Я был полновластным
хозяином Норсхамбрии, и тень Лодброка не лежала больше поперёк моего пути.
Ну что, морской король, сказал я ему, нравится ли тебе
Эофорвик?.. Хороша ли земля, в которой сгниют твои кости?..
А он стоял передо мной в цепях, босиком, по щиколотку в грязном
талом снегу. И два воина крепко держали копья, нацеленные ему в грудь. И
пожелай я оказаться одного с ним роста, мне потребовалось бы встать на скамью…
Но я не вставал! Я принудил его – Лодброка! – стоять,
когда сижу я, норсхамбрийский король. Я казался себе самому величественным и
важным. И только потом, когда его уже увели, понял, что был не величествен, а
жалок и глуп. От себя-то этого не скроешь.
Я сидел перед ним в позолоченном кресле – надутый маленький
король. А он стоял и с усмешкой в глазах разглядывал меня и мой двор. Моих
воинов и святых отцов, и старого Этельреда. Разглядывал, как утёс разглядывает
волны, лопочущие у ног! А я смотрел на Рагнара, задрав голову, и думал, что
унизил его.
Я ждал, что он станет затравленно озираться, а не то попробует
напасть. Но и тут мне суждено было ошибиться. Он вдруг заговорил, и я вздрогнул
от неожиданности, ведь я уже забыл, что сам только что к нему обратился. И я
приготовился слушать по-датски, но он заговорил не по-датски, и я вспотел от
волнения, испугавшись, что не пойму, и подумал, что же делать, если я не пойму…
но всё это продолжалось один миг, потому что Рагнар отвечал мне на моём родном
языке, на языке саксов.
Жил-был маленький, тщедушный охотник, сказал он мне. Однажды
этот охотник метнул свой тоненький гарпун и нечаянно оцарапал кита. А кит
взмахнул хвостом и уволок его с собою на дно. Вот так, Элла конунг.
И тогда я приказал увести его, потому что не знал, как на
это ответить. Я готовился торжествовать, но теперь вместо радости в душе моей
поселилась тревога. И смутное ощущение, будто я что-то делаю не так.
Один Этельред не удивляется, видя, что его король хмур и
невесел и не празднует победы над таким врагом, каким был Лодброк… Был! Он ещё
жив, но больше он не увидит ни солнца, ни бегущих в небе облаков. Я один
определяю, долго ли он проживет. Я стою над ним, как змеелов, прижавший палкой
ядовитого гада…
