Потом он сказал ещё:
– Дома у меня подрастает брат. Он рыжеволосый, и зовут его
Сван. Запомни хорошенько это имя, Козёл. И ты, Скьёльд, запомни…
И видевшие говорили потом, будто с этими словами он выхватил
топор из рук у того, кто стоял к нему ближе других. И бросился вперёд, не
дожидаясь, пока те наконец решатся напасть.
Молодой скальд действительно разбудил всех мореходов. И
многие сразу схватили оружие и бросились в дверь – им тоже показалось несправедливым
убивать человека, выручившего всех из беды. Хотя бы он был вне закона и враг
самому Хальвдану Чёрному из рода Инглингов. Конунгу Вестфольда, Эстфольда и
обоих Мёров…
Они никого не нашли во дворе и побежали на пристань, откуда
слышались голоса. Но бежать уже не было надобности. Орм-со-Шрамом лежал на
стылых брёвнах, запорошенных снегом, и его кровь смешивалась с морской водой. А
нападавшие стояли вокруг, тяжело переводя дух. Четверых среди них недоставало.
Орм узнал Ингунн, когда она оттолкнула с дороги кого-то из
вооружённых мужчин и рванулась к нему. Он сказал:
– Будет сын, назови его Арни.
– Я думал потом, отчего он не кликнул на помощь, – продолжал
Альвир Скальд. – Наверное, он видел, что нас было меньше. Да и в бойцы мы после
шторма плохо годились. Вот он и решил, зачем гибнуть многим, если нужна была
одна его жизнь. И ещё он хотел, чтобы Ингунн всё-таки попала домой.
– Как они выглядели? – спросил Арни. – Он… и моя мать?
Скальд ответил:
– Я уже плохо помню их лица, ведь это было давно. Только то,
что оба казались мне очень красивыми, и он, и она.
Арни молча пошёл прочь. Он держался неестественно прямо.
Сван проводил его глазами. Арни сел на деревянный настил и стал смотреть в
море. Море по-прежнему катило серые волны, низкие облака роняли редкий снежок.
Восемнадцать зим назад на этом самом месте плакала его мать. А может быть, и не
плакала, но мало кто отважился бы заглянуть ей в глаза. И она не знала, что
Скьёльд не получит от конунга никакой награды за предательство человека,
спасшего ему жизнь. И, раздосадованный неудачей, продаст её как рабыню своему
соседу – Фридлейву Богатею, и злым делом назовут это люди. И там, в неволе, у
неё родится сын, и она назовёт его – Арни. И умрёт молодой, не успев рассказать
ему об отце…
– А не приврал ли ты, скальд? – спросил сумрачно Сван. – Я
ведь со многими беседовал и знал почти всё, о чем ты тут толковал. Но я ни от
кого не слышал про девушку. Только от тебя одного!
Альвир спокойно выдержал его взгляд.
– Других ты расспрашивал о гибели брата, а не о его любви. Я
слыхал, твоего сына ждет дома невеста. Пускай же у них будет сын Орм, если не
врут люди и это действительно так.
С викингами на Свальбард
Помни, о Господи, что судно мое так мало, а Твоё море так
велико!
Старинная морская молитва
И кажется людям, что беспределен тот океан и нельзя его
переплыть.
Снорри Стурлусон
1. Сын и отец
Люди не дали никаких имен тем двум горам на берегу, и Хельги
про себя называл их по-своему: Сын и Отец. Отец до середины лета носил на
голове снежную шапку, а в холодные годы не снимал ее вовсе, и серебряная седина
вершины то ярко горела на солнце, то пряталась в облаках. Хельги случалось
подниматься туда, и он видел крохотные березки, робко выглядывавшие из-под
камней. И цветы, что были выше этих березок.
Сын стоял рядом с Отцом, на полшага ближе к морю, словно
выдвинувшись из-за родительского плеча вперед, на простор, навстречу налетающим
бурям.
В начале времен горы были великанами; рыжебородый Бог Тор
поразил их своим молотом, превратив в неподвижные камни. На закате мира камни
вновь оживут, и старшая гора впрямь окажется седым великаном, приведшим в бой
юного сына. Хельги был первым из людей, кому эти скалы доверили бережно
хранимую тайну. И он никому не собирался ее раскрывать.
...Так вот, когда одинокий скалистый островок становился как
раз по борту лодки, а Сын и Отец заходили друг за друга, это значило, что внизу
раскинулась песчаная банка, изобильная рыбой, и можно выметывать снасть.
У берегов Раумсдаля вот уже несколько дней не было ветра, и
парни намаялись с веслами, пока добирались сюда из дому и ставили ярус. Теперь
они спали на дне лодки, на теплых от солнца гладких досках, усеянных присохшей
чешууй, и лишь Хельги, вызвавшийся посторожить, один сидел на носу. И
поглядывал из-под ладони на круглые сосновые поплавки, неподвижно лежавшие
поодаль.
Глубоко внизу, в холодной прозрачной воде, колебались у дна
кованые крючки с нанизанной на них лакомой мойвой. Осторожно шевеля плавниками,
подкрадывалась к тем крючкам серебряная треска, жадная зубатка, жирный
сплющенный палтус… Вот уже совсем рядом приманка, вот уже раскрываются рыбьи
хищные пасти, а сильные тугие тела изгибаются для немедленного броска прочь!
Хельги ясно вообразил себе готовую попасться добычу и даже
головой замотал: как бы не сглазить.
Немного погодя ему показалось, будто поплавки, увенчанные
крашеными лоскутками, начали кивать и покачиваться, колеблемые медленной зыбью,
почти незаметно докатывавшейся откуда-то издалека. Потом море вздохнуло
поглубже, так, что шелохнулась длинная лодка. Хельги посмотрел вверх и увидел,
что солнце окружала бледная радуга. Тогда-то он поднялся и принялся будить
спящих парней. Было очень похоже, что где-то там, вдалеке, тяжело ворочался
шторм. Незачем ждать, чтобы тучи повисли над головой, а волны принялись
хлестать через борта.
Молодые рыбаки наскоро плескали себе в лица забортной водой,
стряхивая остатки дремоты, и брались кто за весла, кто за крепкие багры с
крючьями на концах. Потом потянули ярус.
Толстая плетеная веревка ложилась кольцами, оставляя мокрые
следы на досках. Вот подняли на борт увесистый каменный якорь, и все глаза
напряженно уставились в сумрак глубины: ну-ка, что там на крючках? Не пришлось
бы краснеть перед насмешливыми девчонками, когда те станут предлагать им,
нерадивым, уступить на следующий раз и лодку, и снасть!
Первые несколько крючков и вправду вышли пустыми. Хитрые
морские твари будто в издевку объели наживу и ушли себе невредимо. Но вот внизу
блеснуло мутное серебро, и Хельги приготовил багор. Рыбина не сопротивлялась,
ошеломленная быстрым подъемом со дна, но тонкая бечевка крючка могла не
выдержать тяжести. Хельги привычно взмахнул железным багром – и треска в четыре
локтя длиной гулко шлепнулась на деревянное днище, смазав широким мокрым
хвостом по чьим-то босым ногам.
И работа пошла!.. Бездельных, лишних рук не стало на лодке.
Вот показалась туповатая голова пятнистой зубатки, намертво закусившей длинное
железо крючка: эту надо глушить как следует, зазеваешься – тяпнет за ногу, как
злая собака, даже и сапог продерет, месяц будешь хромать…
