Ракни подошел к ним, оставив правило.
– Хватит реветь! – проговорил он сурово. –
Давай лучше рассказывай, куда тебя везли все эти люди!
Морской конунг никогда не имел семьи, и полудетские слезы
Беленькой его только сердили. Не надо было долго разглядывать Ракни, чтобы
понять: перечить ему не стоило. Разумная девушка всхлипнула еще раз или два,
утерлась и начала говорить. Она все еще держалась за Оттара, и он, конечно,
легко мог бы оторвать от себя цеплявшиеся пальцы, но не делал этого, только
переступал с ноги на ногу и улыбался.
…Финны племени самэк, или Люди-олени, откочевали на острова
еще зимой, когда проливы схватило льдом и можно было проехать. Здесь не так
мучил оленей злой прилипчивый гнус, и важенки спокойно телились в привычных
местах, принося здоровый приплод. А, кроме того, здесь всегда славно ловилась
рыба, и можно было досыта есть и в изобилии вялить про запас на ветру. Так было
всегда на памяти рода, но не нынешним летом. Что-то случилось с неисчислимыми
прежде стадами трески. Наверное, это нагая женщина Сациен прогнала ее от
берегов…
Тогда стали спрашивать мудрого нойду. Три дня нойда не ел и
не пил и, наконец, взял звонкий бубен и поднялся духом к Пейве-Солнцу и к
ясному месяцу, а потом спустился к мертвым под землю, в страну Ябме-акко-абимо…
И поведал, вернувшись, что нужно принести в жертву коня. Белого коня из тех, на
которых ездят тайа – высокорослые чужаки. А не сыщут коня, пускай к Богам уйдет
человек.
Ехать искать коня было долго и хлопотно: по голым горам,
через проливы, за множество островов. Времени минует – страшно сказать, а долго
ли протянешь без доброй трески, на одних морских слизнях и птичьих яйцах,
собранных по обрывам! Сам с голоду умрешь и деток уморишь, либо без оленей
останешься, тоже не лучше. Вот и указали на нее старухи со стариками, и нойда
одобрил их выбор, велел ей надевать праздничный белый печок, чесать волосы
гребешком. И то: неужели не смилостивится Живущий в камне, не поможет
правнукам, давшим ему крепкую, красивую, искусную в любой работе жену?..
– Вон там живет сейд… – указала Беленькая на каменного
старика. – В прилив там всегда случается водоворот… Я должна была уйти к
нему жить…
Он и вправду клокотал возле скалы, жадно поднимаясь все
выше… Беленькая смотрела завороженно. Оттар покосился на вождя.
– Сейд уже смилостивился, – сказал Ракни
отрывисто. – Догоняй своих и растолкуй им, чтобы возвращались. Тайа
покажут место, где на мелководье лежит великая рыба. Ее, мне думается, хватит
на всех.
Оттар снова перегнулся через борт, опуская девушку в лодку.
Было заметно, что ему совсем не хотелось с ней расставаться. Он передал ей
весло. Она стремительно ударила лопастью, и лодочка полетела стрелой. Уже
исчезая в протоке, лукавая девчонка оглянулась и помахала рукой. И Оттар
немедленно помахал в ответ, решив, конечно, что это предназначалось ему.
Молчаливые темные горы отражались в узком фиорде, угрюмое
небо дарило пасмурный свет, и даже снег на вершинах не резал глаз в ползущем
тумане. Непогожие дни вправду окутывают северный край тяжелым плащом – но этот
серый плащ соткан из такого количества разных нитей, от пепельных до серебряных
и жемчужных, что невозможно наглядеться досыта…
11. Мать и отец
К концу дня финны перебороли страх и вернулись, и все вместе
они отправились за добычей. Финнов было едва ли не меньше, чем мореходов: в
краю, скудном пищей, люди селятся далеко друг от друга, чтобы не мешать
охотиться и пасти оленьи стада, и ездят в гости к ближнему соседу за три дня
пути. А одевались они почти одинаково, что мужчины, что женщины, сторонний глаз
не сразу и разберется, кто где. Хельги сперва показалось, будто у всех у них
были больные, несообразно опухшие ноги, но потом он пригляделся и понял – это
из-за обуви, набитой травой и крепко примотанной к щиколотке, чтобы не
проникала вода. Наверное, Людям-оленям так было удобно.
Злополучный кит никуда не делся со вчерашнего дня. Он все
так же ворочался и пыхтел в мелкой бухточке-луже, и финны радостно загомонили,
увидев его: поистине, такая гора мяса только и могла быть подарком
смилосердствовавшихся Богов! В руках охотников появились гарпуны с
наконечниками из кости и рога, редко у кого с драгоценными железными остриями.
Викинги приготовили копья, Луг и Карк вооружились широкими ножами, разделывать
тушу. Спустили лодку и направились к киту.
Обреченный исполин недолго бил могучим хвостом. Слишком
опытны и смелы были люди и хорошо знали, как быстрее прикончить зверя и не
оскорбить его дух лишним страданием. Хельги собирал по берегу плавник. Ему
бросилось в глаза – Оттар резче замахивался и бил вдвое сильнее, если видел,
что Беленькая на него смотрит…
…Последняя судорога погасла на жирных темных боках, и финны
облепили тушу, как муравьи. Их пир начался немедленно, они не дожидались, пока
разгорится огонь и мясо на палочках потемнеет, обретая дразнящий запах. Рыжего
Луга так и передернуло от отвращения, когда викинги тоже начали подходить к
киту и лакомиться, придерживая левой рукой горячие сочащиеся полоски и обрезая
мясо ножом у самого рта… Плюнув, Луг перекрестился и сел возле костра к ним
спиной. Ему, прочитавшему сто книг, неоткуда было знать, что парное, еще, по
сути, не умершее мясо имеет совершенно удивительный вкус и лучше поддерживает
силы, чем всякая иная еда, а зимой лишь оно порой может отогнать страшную
хворь, от которой выпадают зубы и приключается смерть…
Истинная мудрость должна быть готова не только учить, но и
вбирать чужую науку, обогащаясь сама.
Во время охоты финны понемногу перестали дичиться и, в конце
концов, перемешались с викингами за огромным общим костром. От сытости и жара
огня их лица румянились, пушистые объевшиеся собаки и те благостно виляли
хвостами, утратив обычную злость. Когда подошло время укладываться, Люди-олени
уже безбоязненно утвердили на берегу длинные жерди и натянули кожаные шатры. В
такой шатер-кувас не помещается много народу, зимой там устраивают женщин с
ребятами, мужчины же всовывают внутрь голову и плечи, выставляя ноги наружу, и
спят прямо на снегу, не думая замерзать в теплых меховых штанах.
Викинги, как обычно, отправились спать на корабль. Тут
Хельги приметил, что Оттар куда-то запропастился, и окликнул его, приложив руки
ко рту. Оттар не отозвался. Хельги встревожился и подошел было к Ракни, но
конунг досадливо отмахнулся:
– Оттар придет.
Он, должно быть, знал, о чем говорил. Хельги долго ждал
Оттара, потом все же влез под кожаный полог, приготовил Оттару его мешок и
залег один под скамью.
Оттар вернулся очень поздно, вернее, не поздно, а рано,
потому что близилось утро. Хельги проснулся, когда викинг толкнул его коленом,
пробираясь впотьмах. Оттар был чем-то очень доволен и даже мурлыкал чуть
слышно, стаскивая одежду. Он блаженно заснул едва ли не прежде, чем забрался в
мешок. Он всегда так засыпал. Зато Хельги остался лежать с открытыми глазами,
уставившись в темноту палатки, и горечь, какой он никогда раньше не знал,
затопляла его, не оставляя просвета. Он никогда и ничего не докажет Ракни и
Оттару. Он так и будет чистить песком грязный сальный котел. А когда они сходят
на Свальбард и зарубят там несчастного Вагна, он вовсе им надоест, и они
продадут его на первом же торгу. Ну и что с того, что он греб веслом на боевом
корабле. Вот так другие люди украли из дому и продали его мать. Там, в
Гардарики. Ведь если поискать хорошенько, у него нашлись бы за морем и бабка, и
дед, давно оплакавшие дочку и никогда не видевшие внука!..
