– Он просил передать тебе, что из тебя будет славный
боец. Ведь ты тяжело ранил его. Правда, я не знаю, кто из вас постарался
больше, ты или медведь. Воины хотели казнить его за тебя, но я им не позволил,
и Кари помог его отстоять. А сам он говорит, что умрёт всё равно, и не будет
особенной разницы, если его и казнят.
Я закрыл глаза и лежал так некоторое время. Потом спросил:
– Где он сейчас?
– В козьем хлеву, – сказал Хёгни. – Я велел
устроить его там, потому что там чисто и тепло.
И дверь крепкая, добавил я про себя. Я сказал:
– Я пойду туда к нему.
Хёгни покачал головой.
– Незачем тебе туда ходить. Ты весь в повязках, а я
хочу, чтобы Сольвейг увидела тебя живым.
Я пошевелился и понял, что спина моя будет разукрашена не
хуже, чем у Торгрима. Я сказал:
– Ты не пускаешь меня потому, что там у него сидит наша
Асгерд. Ведь так?
Хёгни отвёл глаза и промолчал. Я спросил его:
– О чём они разговаривают?
Хёгни ответил:
– Торгрим каждый день складывает для неё новую песнь.
Это очень хорошие песни…
Тогда я здоровой рукой обнял его за шею, и мой воспитатель
потом утверждал, будто на моём лице ему причудилась какая-то сырость. Но я
больше склонен думать, что ему показалось. Я сказал:
– Помоги мне встать, отец.
…Как же далеко от жилого дома выстроили козий хлев в этом
Дворе Бедняка! До него было целых пятьдесят семь шагов, я сосчитал. Я прошёл
все их, один за другим. Когда Хёгни довёл меня до двери, я увидел там
Хольмганг-Кари. Наш Поединщик сидел на земле возле двери, а рядом стояло его
копьё и лежал привязанный Серый. Кари поднялся передо мной.
– Не казни Торгрима, конунг, – сказал он тихо.
– Я ещё не конунг, – сказал я ему и схватился за
дверь, чтобы не упасть. – Я сын конунга…
Я снял руку с шеи Хёгни, потому что мне следовало войти туда
одному.
Торгрим лежал на широкой лавке возле стены… И, наверное,
было ему хорошо. По крайней мере, что бы он там ни говорил, а на умирающего он
был похож не больше, чем я. И Асгерд действительно сидела подле него. И при виде
меня вздрогнула и наклонилась вперёд, словно думая его защищать.
Я сказал:
– Выйди, Асгерд.
Она как не услышала. Торгрим повернул голову и поднял на неё
глаза:
– Выйди, Асгерд…
Она встала, поправила на нём одеяло и исчезла за дверью. Моя
Асгерд даже не взглянула мне в лицо и обошла, как обходят лужу. Струившиеся
волосы и те не коснулись моего плеча… Я повернулся к Торгриму. Он смотрел на
меня спокойно и весело. Он спас мне жизнь и на руках принёс меня в Котаруд. Он
убил своего медведя и снова мог складывать песни… Чего ещё?
Тут я почувствовал, что ноги подо мной подгибались от боли и
слабости, и испугался, как бы не упасть. Но всё-таки я не упал и прошёл те
последние два шага, что нас ещё разделяли. Я сел рядом с ним и долго молчал,
прежде чем заговорить.
