– А я позвоню Румяне.
– Я не нашла ее телефон.
– Не надо ее сейчас будить, я заеду за ней утром. Знаешь, мне иногда кажется, что она до сих пор не может прийти в себя после смерти Ирины. Они были подругами, понимаешь? Самыми близкими подругами. И она тоже ужасно расстроилась, когда поняла, что не может связаться с тобой. Я думаю, Ирина знала все твои телефоны наизусть, как и телефон Румяны, поэтому ничего не записывала. Представляешь нашу растерянность, когда мы обо всем узнали…
После разговора с Наташей Жене стало еще тоскливее. Она была одна, в пустом, ярко освещенном доме, и не знала, что делать, как быть и, главное, каким образом найти того, кто так безжалостно расправился с Ириной. Таксист! Она вспомнила таксиста, привезшего ее сюда. Должно быть, это тоже болгарин, который улыбается своим пассажирам и делает вид, что он белый и пушистый. А на самом деле он – убийца! Убийца… Какое тяжелое, острое, как нож, и ядовитое, как яд, слово.
Женя открыла холодильник и удивилась, что продукты, которые запасала, вероятно, еще сестра, не испортились: герметично упакованные сыр и брынза, маринованная семга, колбасы, консервированные компоты и баночки с ее любимым конфитюром из боровинки. Вот только хлеба не было.
Она нашла в буфете чай, заварила его, поужинала кусочком сыра и печеньем с конфитюром. Потом вымыла чашку, вытерла крошки со стола, прибралась в доме, разложив по местам некоторые вещи сестры, и, выключив везде свет, вернулась в спальню, включила телевизор. На экране замелькали вызванные нервными нажатиями кнопки многочисленные каналы. Жизнь продолжалась. Для всех. Кроме Ирины. Кроме человека, который так любил жизнь. Она, которая так много вытерпела в этой стране, среди чужих ей людей, нашла в себе силы не растеряться, выкарабкалась из нищеты, разорвала отношения с нелюбимым мужчиной и начала новую, свободную и красивую жизнь. Объездила почти всю Европу, много повидала, поняла, и теперь ей бы только наслаждаться жизнью и помочь своей младшей сестре.
И Женя, уткнувшись в еще пахнущую духами сестры подушку, разрыдалась.
7. Шумен. Октябрь 2005 г.
Стефка звонила еще много раз, спрашивала, не появлялся ли Стефан, не звонил ли. Она была сильно обеспокоена, говорила, что Стефан никогда не расставался со своим телефоном, звонил ей часто, это противоестественно, что он так долго молчит. Ирина сдержанно советовала ей раньше времени не бить тревогу, говорила, что, скорее всего, он все же устроился на работу, а не звонит потому, что потерял телефон. Другого объяснения, по ее мнению, быть не может. Она внушала Стефке мысль, что надо немного подождать, ведь прошла всего неделя. Она говорила, а сама, представляя себя на месте Стефки, заходилась в ужасающих подозрениях, которые лишили ее сна и заставили по-другому посмотреть на мужа. Быть может, ей только показалось, что он изменился, но в нем появилось что-то такое, чего прежде не было. Его обычная разговорчивость и мягкость в те минуты, когда они в конце дня ложились спать, когда им обоим казалось, что они любят друг друга и что впереди у них лучшая жизнь, сменилась озабоченной молчаливостью, задумчивостью, а на лице Николая Ирина стала замечать тень страха, тревоги. Она не пыталась разговорить мужа, понимая, что, если он захочет, расскажет сам. И, если бы не обнаруженный в доме телефон Стефана, Ирина связала бы изменение поведения Коли с недавней ссорой с братом. Но телефон… Стефка говорит, что он никогда не расстается со своим телефоном. Неужели Стефан ушел, оставив его? Но почему в подвале, в хлеву для овец? Ирина тщательно осмотрела подвал, но ничего подозрительного не нашла. Неужели это Николай швырнул туда любимую игрушку брата? Чтобы позлить его, досадить ему? Но откуда столько злости? Вот, мол, тебе твой дом и место, где ты будешь жить, братец? Нет, этого не могло быть.
Можно было бы, конечно, рассказать Николаю об этой находке и спросить его, каким образом телефон брата оказался в подвале, но Ирина медлила. Она чувствовала: что-то должно произойти, Стефан не сегодня завтра объявится, и тогда она сама вернет ему телефон, скажет, что нашла его в комнате, под столом, еще упрекнет его, пожалуй, за то, что они с Колей тогда так напились. Словом, постарается сделать вид, что она ничего не знает о том, какой серьезной была ссора, и, если у нее получится, помирит братьев. Она была готова и к тому, что Стефан будет жить в их доме вместе со своей девушкой, Стефкой. Даже комнату приготовила – побелила стены, вычистила старые ковры, проветрила шкаф, постирала занавески. А может, с приходом в этот дом Стефана со Стефкой и Николай изменится, одумается и найдет наконец себе постоянную, с хорошей зарплатой работу? Так хотелось в это верить…
Шел дождь, за окном потемнело. Ирина растопила печку, в кухне стало тепло, в кастрюле варилась картошка, а в холодильнике стояла миска с соленой селедкой. Она сама научилась ее солить и теперь приучила к этой традиционно русской еде мужа. Жаль, что не хватило денег на сливочное масло, придется есть картошку с маргарином. Здесь все едят маргарин, намазывают на хлеб, посыпают солью и едят. Особенно дети… Дети. Как хорошо, что у них с Николаем нет ребенка. Это была бы настоящая катастрофа. Чем бы она его кормила? Во что одевала? Где взяла бы денег на кроватку, коляску?
Она вздрогнула, услышав металлический лязг открываемой калитки. Николай. Он шел быстро, спасаясь от дождя. Ирина поставила на плиту маленький чайник, успев сыпануть в горячую воду горсть липового цвета – любимый чай Николая.
Он распахнул дверь и замер на пороге со странно-счастливым выражением лица, смотрел на нее в каком-то немом восторге, потом вдруг бросился к ней и схватил, сжал до хруста в костях.
– Коля… Что случилось? Ты нашел работу?
– Ирена! Аз обичам те… Я люблю тебя, моя малышка! Мой дед… дед Райко… Он умер.
– Умер? Дед Райко, который находился в сумасшедшем доме?
– Да не в сумасшедшем. – Он отстранил ее от себя и посмотрел в глаза. – В доме престарелых! Он не сумасшедший, просто потерял человек память.
– А как же голоса? Ты сам говорил, что он постоянно слышит какие-то голоса, а когда ты видел его последний раз, ему приносили таблетки, а он говорил, что они застревают у него в горле, потому что им мешают пройти какие-то женщины из Черно?
– Ну, говорил, и что с того? Главное, что перед смертью он кое-что вспомнил. И очень важное. Сядь. И я тоже сяду.
Он усадил Ирину за стол, сел напротив и достал сигарету. Потом еще одну, протянул жене.
– Я не говорил тебе… Но наш дед служил когда-то в Турции, не знаю, в какой армии. Может, он был предателем. Ничего не знаю, кроме того, что он продавал оружие. Думаю, он занимался не только этими, но и еще более нехорошими делами. Помнишь, Стефан постоянно искал какие-то клады с монетами Османской империи? Так вот, это у нас в крови – у Стефана и у меня. Это дед заразил нас этими кладами. Он давно говорил нам, что идиоты-соседи носятся со своими адскими машинами – металлоискателями – не там, где надо. Что золото – в Стамбуле, он даже упоминал какие-то географические названия. Но мы же были детьми, мы ничего не понимали. Наш дед был не простым человеком, да и характер у него был дурной. Он был драчуном, выпивохой. Короче, поссорился он один раз с каким-то своим другом, который стал полицейским, да так разозлился на то, что тот стал важничать, – взял и сунул его головой в мусорный бак. А потом… Этот полицейский с друзьями избили его. Думаю, вот тогда-то ему и разбили голову. Хотя, может, он всегда был немного сумасшедшим.
