– Кто такие ишигамэ? – спросил я.
Илва несколько помедлила с ответом, а потом сказала:
– Лесу приносят в жертву детей, так было и так будет. Но некоторых лес не убивает сразу, а делает частью себя, дает свои силы, чтобы забрать их жизни потом, когда придет время. Выживших называют ишигамэ. В наших жилах течет сок растения иштру, мы пьем его на жертвоприношении, и кажется, что после этого в считаные минуты проживаешь целую жизнь. Не свою – чужую. Некоторые умирают сразу. Некоторые – на следующее утро. Но лишь единицам суждено прожить еще десятки лет. В нашей крови теперь семена иштру, попавшие вместе с соком. Когда мы умрем, они прорастут, и мы станем пищей для молодого иштру. Но пока семена в нас, мы можем управлять сознаниями других существ. Чем проще разум – тем легче его взять под контроль.
– Как ты поступила с тем ратусом?
– Да.
– А что случилось во время того, как ты проникла в голову тролля?
Илва подбросила в костер охапку сучьев, и пламя взвилось вверх, распугивая светлячков.
– Не хочу об этом говорить.
– Как думаешь, я его убил?
Я поймал на ладонь светящееся создание, и теперь человечек полз по моей руке, стараясь взобраться повыше.
– Не знаю, – ответила Илва, – но очень на это надеюсь.
Светлячок дополз до кончика указательного пальца. Волчица подставила свою ладонь, и бедняга продолжил восхождение в поисках удобного для взлета места.
– Очень уж неуютно у него в голове, Игорь. Безысходный мрак, в котором ты растворяешься без следа. Там тьма и страх, ретурнер.
Она проследила взглядом за крохой, который наконец сумел взлететь и влиться в светящийся хоровод.
– Ты говорила, что тебя отдала лесу мать? – спросил я. – А что случилось с отцом?
– Потом, Игорь, – нахмурилась Илва. – Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе эту историю, но точно не сейчас. Думаю, что о многом ты тоже не хочешь лишний раз вспоминать.
– Да, – ответил я, – не хочу.
Сидящий по другую сторону костра Вот несколько раз согнул правую руку и пошевелил пальцами. По руке поползла железная змея, раскрыла у запястья зубастую пасть, и оттуда со щелчком выскочил клинок. Бродяга полюбовался мечом, спрятал его обратно и снял шлем. Под ним оказалось обычное лицо, напоминающее лицо гасконца из «Трех мушкетеров»: худые щеки, бородка клинышком, проницательный, но уставший взгляд, тонкие губы, будто постоянно замершие в полуулыбке. Вот бросил на нас взгляд и принялся вырезать на шлеме новый узор металлическим пером.
– Что ты делаешь? – спросил я.
– Пишу слова, слова, слова, – ответил Вот, не прекращая работы. – В узорах вся история моя. Вот здесь – отплытие на поиск приключений, сражение с эскадрой Таганики, пустынный остров, где я жил, питаясь одной лишь рыбой и водою пресной. Пока меня не подобрали братья.
– И все это в узорах?
– Да. В них магия защиты, прочность стали, твердость духа. Их прочитать могу я, если надо. Но лишь для братьев и сестер моих. И для друзей, что со мною рядом пролили кровь, мне спину защищая. Сейчас пишу я про народ крысиный и саргарца, погибшего от моего удара. Пишу про тролля, сгинувшего в бездне.
Илва подвинулась ближе к Воту и провела пальцем по узорам на шлеме.
– А что было до того, нам расскажешь?
Вот ничего не ответил. Илва вернулась обратно.
– Кстати, о подземелье. Знаешь, что лежало на столе у саргарца? – спросила она у меня.
– Оболочка созданного Джонни вируса.
– Ты видел! Да, ты прав. – Илва достала половинку черного шара. – Пустой. Наверное, его нашли саргарцы еще там, в «Хвергельмире», и использовали для того, чтобы взломать границы игры, выйти в квантовую сеть.
– Возможно, так и было, – сказал я. – Про́пасть за комнатой саргарца – это ведь крэш – обрушенная область с испорченным программным кодом. Побочное действие вируса. Колдуны не смогли с ним справиться.
– Я принесла кое-что еще.
Илва вынула из-за пазухи мешочек и высыпала на ладонь драгоценности.
– У ратуса подобрала?
– Да. Там еще и в комнате у колдуна были. Держи, – протянула она мне ладонь.
На драгоценных камнях играли лунные блики.
– Оставь себе.
– Бери-бери, тебе пригодится. Надо бы прикупить оснащение.
Я спрятал драгоценности.
– Сон не идет, – приподнялся на локтях Ефимовский. – Что будем делать дальше? Ты знаешь, куда направлялась Джонни?
– Знаю, – ответил я. – Она шла к башне, где произошел крэш данных. Сейчас это лишь образ, проекция, сдублированная крэшем. Пространственный артефакт. Я успел изучить карту, висящую на стене в кабинете саргарца. Реальная башня – это маяк на краю города. Вот к нему Джонни и отправилась. Упрямая. Пошла искать портал в «Хвергельмир».
– Зачем это ей? – вздохнул Ефимовский. – Женское любопытство или что-то хотела выяснить? Боюсь, что своего она добилась, раз сейчас зависла в пространстве Чендлера. Настырная девчонка.
Потом мы долго сидели, глядя в черноту леса и на Вота, что молчаливо возился со своими доспехами. Наблюдать за его работой было одно удовольствие, настолько ловко он выводил узоры на металле. Наконец бродяга прекратил монотонно скрипеть пером, надел шлем и тоже устроился ко сну. С его груди спустился паук и уполз во тьму. С руки соскользнула змея и беззвучно скрылась в траве.
– Зачем тебе эти механизмы, Вот? – спросил я.
– В их жалах яд, что служит многим целям, – ответил бродяга.
– Например? Отравить врагов?
– Не только. Конечно, яд может быть ядом. Едва заметный укус – и враг умрет. Возможно, не сразу. Неделя, месяц… Укус отложенной смерти не знает пощады, – улыбнулся Вот своим мыслям. – Или укол правды, когда в тело жертвы впрыскивается отвар из черных трав, что расцветают на вторую луну весны. Пораженный им враг выложит тебе всю правду, расскажет даже то, о чем сам успел позабыть. Но механизмы – это не только мои воины, еще они мои слуги и информаторы. Они – наше скрытое желание казаться кем-то другим.
– Как это? – поинтересовался я.
Вот лишь изредка, в моменты раздумий, переходил со своего странного стиля общения на общечеловеческий, и это как раз был тот случай.
– Механизмы существовали до того, как мы пришли в этот город. Следы забытой цивилизации, более могущественной, чем мы. Более странной, непонятной. Почти все, что мы используем, было изобретено ими, мы лишь копируем их технологии, но самим создавать что-то новое получается с трудом.
– Ясно, – сказал я. – У всех свои комплексы.
Где-то далеко затявкали псы, кто-то большой прошел неподалеку, треща сучьями, тяжело вздохнул, и протяжное «Уф-ф-ф!» прокатилось по лесу. Над нами ночным тихим призраком пролетела сова.
