Эллиот взвесил его слова.
— Конечно, ты прав. И в то же время ошибаешься. Можно заставить врага бесцельно растрачивать свои силы. Взять битву при Гастингсе. О ней было написано много ерунды. Можешь мне поверить, большинство ее я читал в Вест-Пойнте. Гарольд занимал высоту, и Вильгельму пришлось бы атаковать снизу вверх. Тогда Вильгельм сделал вид, будто отступает. Гарольд оставил высоту. И проиграл. Да, лошади, люди, копья и стрелы помогли решить исход битвы, но Гарольд должен был ее выиграть. Он упустил свое преимущество.
— Спасибо за урок истории.
— Обман — вот причина поражения.
Макс остановился на лестничной площадке.
— Этим ты и занимался?
— Я не стал первым изображать ложное отступление.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Воспринимай это таким образом: я не летаю на самолетах и не стреляю из пушек.
— И снова я не узнал ничего нового о твоем лицемерии.
В молчании спустившись по лестнице, они прошли мимо долговязого парня, у которого теперь не было досье под мышкой; он спешил в противоположном направлении.
— У вас рубашка выбилась из брюк, — вежливо сообщил он Максу.
— Нет, она в порядке, — парировал Макс.
Эллиот бросил удивленный взгляд ему за спину, когда они продолжили спускаться по каменным ступеням.
— Это что — пароль?
Макс позволил ему и дальше сгорать от неведения.
— Иисусе, в вас, британцах, есть что-то такое, чего я никогда не пойму.
Они вышли из здания под палящую жару; сверху на них глядел циклопический глаз солнца. Эллиот надел солнечные очки — он очень гордился своим поляроидом.
— Слушай, если хочешь поговорить, вечером приходи ко мне.
— Не могу, — сказал Макс. — Я обедаю с Ральфом и компанией в Мдине.
— Ты заказал жаркое Маконохи?
— Я надеюсь, что в сегодняшнем меню будет бифштекс из говядины.
— А как насчет жареной рыбы и бутылки охлажденного «Шассань-Монтраше»?
— «Шассань-Монтраше»?
— Тебе лишь стоит выбрать, в какую сторону смотреть, — ухмыльнулся Эллиот.
Желание выложить правду было непреодолимым искушением. Так же, как стакан-другой белого бургундского.
— Я не могу. Я обещал Ральфу, мы давно не виделись.
— Может, я присоединюсь к вам.
— Уверен, тебя с удовольствием примут.
— Не чувствую энтузиазма.
— Это потому, что я огорчен.
— Я позвоню тебе позже, когда ты будешь свободнее.
— Да, сделай это.
Эллиот пошел через двор, но остановился и повернулся.
— Не позволяй им наваливаться на себя! — крикнул он. — Как говаривал мой дедушка: «В мире гораздо больше лошадиных задниц, чем лошадей».
Первым делом по возвращении в информационный отдел Макс подтянул к себе один из телефонных аппаратов. Покрутив ручку, он попросил оператора соединить его с 90-м военным госпиталем в Мтарфе.
Фредди еще не вернулся. Машина, скорее всего, застряла из-за налета на Та-Куали.
Он положил трубку и стал просматривать бумаги, которые Мария стопками разложила на столе в порядке важности.
Не было никакого смысла даже пробовать разобраться в них. Он был слишком рассеян, его мысли все время возвращались к событиям последних часов, переходя от предательства Айрис к той жестокой критике, которой он подвергся в кабинете вице-губернатора, и к обещанию Эллиота дать ему какие-то ответы.
Лишь спустя некоторое время ему удалось навести порядок в мыслях. Воспоминания о состоявшейся встрече, полной фальшивых нот, — и наконец он понял, в чем дело. Скорее всего, они узнали об интересе Макса к тем смертям от Айрис, но никоим образом не могли знать о наплечном шевроне. И если дело обстояло таким образом, то кто были эти два таинственных человека и что они делали на встрече? От них отчетливо несло военной разведкой — вряд ли такие типы занимаются подобными делами, разве что знали, что на кону стоит гораздо больше, чем пара местных девушек, которые погибли при обстоятельствах, которые могли — или не могли — оказаться подозрительными.
В то же время полковник Гиффорд был неподдельно потрясен, когда увидел наплечный шеврон. Его лицо выдало все, что он думает о печальных последствиях этого открытия.
Так что происходит? Полковник Гиффорд был в полном неведении в то время, как остальные знали гораздо больше, чем показывали? И при чем тут Эллиот? Он в том или другом лагере? Или где-то посередине?
Вопросы продолжали множиться, и только Макс начал думать, что ему стоило бы принять предложение Эллиота к жареной рыбе, бургундскому и откровенному разговору, как вой сирен оповестил, что налет закончен.
Он выбрался на крышу, где выкурил сигарету, наблюдая, как медленно рассеивается под порывами ветра густой покров дыма, висящий над Та-Куали.
Внизу во дворе сердитый отец Билокка старательно пытался выстроить в шеренгу компанию мальчишек, не замечая, что стоило ему повернуться спиной, как они строили рожи и делали оскорбительные жесты.
— Все в порядке, сэр?
Макс не заметил, как к нему присоединился Пембертон.
— Все прекрасно. Просто превосходно. Закурите?
Пембертон взял сигарету, и Макс прикурил ее для него.
— Я слышал, что Розамунда привела в порядок трубы.
— Она в самом деле это сделала. У меня даже имеется собственная ванна, хотя в трубах нет воды.
Розамунда нашла его в какой-то берлоге в Сент-Джулиане, где он жил с Копналлами. Их восемнадцатилетняя дочь Элизабет, бледное и симпатичное создание, склонная неудержимо краснеть, работала в военно-морском шифровальном департаменте в форте Сент-Анджело. Макс считал, что ее возбужденное состояние объясняется тем, что Пембертон жил с ней под одной крышей. Должно быть, та же мысль пришла в голову и Розамунде.
— Как Элизабет?
— Она прекрасная пианистка.
Все это звучало в стиле Джейн Остин: дочь касается клавиш слоновой кости ради симпатичного гостя. У Розамунды явно было что-то на уме, но пока он не мог понять, что именно.
— Я сделал это для еженедельного бюллетеня.
Макс взял лист машинописного текста.
— Быстро справились.
— Да, так получилось.
Он был неподдельно озабочен, когда Макс проглядывал текст.
— Размер подходящий. Я дам вам знать.
Решив заняться чем-то толковым, Макс стал читать, едва только Пембертон исчез за дверью.
Он пробежал текст дважды, желая найти в нем ошибку — что-нибудь, где-нибудь. Интонация была выбрана правильно, уверенная и смелая, но не триумфальная. Пембертон не обыгрывал героизм ребят из Манчестера, что стояли у пушек — это было ясно само по себе, — скорее он представлял молодых артиллеристов шахтерами в угольной шахте, которые медленно, но неудержимо пробивались к победе. Метафора с шахтами была гениальной находкой. В ней были отзвуки и опасности, и тяжелой работы, и коллективного труда, и в ней было воплощено воспоминание о людях, которые ежедневно исчезали с лица земли. Тема позволяла внести и юмористическую нотку. На Мальте не было угольных шахт. Эта деталь ускользнула от внимания итальянцев, которые в начале конфликта гордо объявили, что Королевская авиация уничтожила мальтийские угольные шахты, что вызвало бурное веселье по всему острову.
