— Фредди говорил, что имеется доказательство сексуального расстройства.
— Ну…
— Поэтому либо этот человек — или эти люди — относится к своей работе слишком серьезно, либо он получает какое-то удовольствие от этого.
— Может, и то и другое.
— Теперь до тебя доходит.
— Может быть.
— Все возможно, когда действует правило опознания. Неплохо делать предположения, если они основаны на фактах.
— Какие факты? Одна поездка на базу подводных лодок? — Эллиот сделал паузу, позволяя осмыслить его слова. — Я звонил после полудня Томми Равильи. Не бойся, соблюдал осторожность. Он все еще боготворит тебя.
— Слава богу, что это так, смогу сегодня спать спокойно.
— Не знаю, — сказал Эллиот, глядя вверх на безоблачное небо. — Этой лунной ночью для бомбардировщиков вряд ли суждено спокойно спать любому из нас. — Оглянувшись на Макса, он спросил: — Итак? Совпадают эти даты с пребыванием в порту подлодки?
— Разумеется. Это не того рода промашка, которую может допустить агент противника.
Эллиот окинул его взглядом, граничившим с разочарованием.
— Должен сказать, меня поражает твой скептицизм.
— Не хотелось бы прибегать к предположениям.
— Туш, — сказал Эллиот с легким кивком. — Но, может, это больше чем предположения. Может, я знаю больше того, чем допускаю.
Макс болтал вино в стакане, внимательно глядя на жидкость.
— Думаю, я понимаю, чем ты занимаешься, — сказал он медленно.
— Просвети меня.
— Это сложно.
— Тогда скажи в двух словах.
Угрозы полковника Гиффорда, возможно, не подействовали, но если бы Макса заставили поверить, что имелись другие факторы, которые были выше его понимания, то это убедило бы его отступить, особенно если бы он предположил, что, ведя дело дальше, он только играл бы на руку противнику, служа его подлому делу. Эллиот просто завершал работу, которую начал Гиффорд.
Эллиот внимательно выслушал версию, перед тем как заявить:
— Ты не прав. Насколько я могу судить, то, что ты собираешься отчебучить, твое дело. Но это, — он махнул листком бумаги перед Максом, — быстро заведет тебя в тупик. Вот, взгляни. Откуда он похитил Кармелу Кассар? Это не тот вопрос. Ла-Валлетта — город-призрак, таковы и Три города, даже Слима и Гзира. Большинство населения покинуло их. У него масса вариантов. Вопрос должен звучать так: каким образом он затащил ее туда?
Это была хорошая версия. Бензина стало так мало, что в последний месяц и даже больше машины редко встречались на дорогах. Большинству служащих приходилось ходить пешком либо ездить на велосипедах и на гхарри, которые предпочитали мальтийцы. Это были кареты со свободным обзором по бокам на четырех больших колесах с рессорами — едва ли подходящий транспорт для перевозки жертв.
— Хорошо, — сказал Макс, — я добавлю этот вопрос в список.
— Ты действительно собираешься расследовать это дело?
— Ты считаешь, это плохая идея?
— Да, потому что за тобой будет неотступная слежка.
— Тогда ты меня остановишь. Все, что требуется, — это шепнуть на ухо твоему рыжеволосому другу.
— Он не мой друг. И я не буду оказывать тебе такую услугу.
— Я не жду от тебя этого.
— Эй, ты меня оскорбил.
— Интуиция подсказывает мне, что ты переживешь это.
Эллиот улыбнулся:
— Кофе?
— Почему бы нет?
— Колумбийский или из Суматры?
— Теперь я понимаю, что ты шутишь.
Он не шутил. В буфете в пустой каменной кухне хранились оба сорта кофе. В нем помещались также другие раритеты: консервированные фрукты, несколько сортов чая, плошка с куриными яйцами, бутылки с оливковым маслом. С крюков свешивалась даже пара копченых окороков.
— Эллиот, откуда, черт возьми, такое изобилие?
— Я покажу тебе.
Если буфет производил впечатление, то сарай вообще не шел с ним ни в какое сравнение. Не удивительно, что двери запирались на здоровенный навесной замок.
— Обещаешь, что не проболтаешься? — спросил Эллиот, вводя Макса внутрь.
Свет от фонаря-молнии отбрасывал пляшущие тени, освещая запасы товаров в ящиках, сложенных высокими штабелями. В одном углу хранилась груда поблескивающих канистр на десять галлонов с топливом.
— Как, впечатляет?
— Не уверен, что военная полиция посмотрит на все это таким же образом.
— Мы не пускаем сюда «медные каски».
Макс ходил среди ящиков.
— Я не спекулянт, если ты в этом меня подозреваешь.
— Просто барыга?
— Нет. Это моя работа. Я единственный представитель правительства Соединенных Штатов на острове, и иногда мне нужно кое-что делать. Сейчас это богатство значит больше чем деньги.
— Понимаю, посольская привилегия.
— Сказано деликатно. Мне нравится.
— Ладно, будем надеяться, что суд признает это обоснование.
— Это угроза?
— Нет ничего, что не могла бы поправить маленькая взятка.
Макс шутил, конечно, но когда он после двух чашек прекрасного кофе отправился обратно в Ла-Валлетту, между ног у него хлюпала полная канистра бензина. Ему было выделено также пяток яиц.
~~~
Обычно он пользовался авторучкой, однако чернила становились все более и более дефицитными на острове, вынуждая его вернуться к карандашу. Слова на странице потеряли свой обычный вес, но все еще несли ясный смысл.
У безмозглых немцев, видимо, сдавали нервы, но он не был готов прекращать работу. Пока еще нет. Это выглядело бы так, что он бросил шахматную партию как раз тогда, когда игра перешла в эндшпиль. Риски были просчитаны, жертвы отданы с целью обеспечить выгодное положение фигур. Вопрос о выходе из игры не стоял. Скорее вопрос стоял о том, как именно продолжать игру.
Он аккуратно изложил свои соображения на странице, обдумал их при свете оплывающей свечи, проигрывая поочередно драматические ситуации до конца.
Ситуация требовала от него чрезвычайной осторожности, большей, чем когда-либо. Освободившись от контракта с немцами, он стал свободным агентом, и перед ним открылся ряд новых возможностей, чтобы закончить дело по собственному разумению. Он знал, что обязан заняться наиболее честолюбивым из них, невзирая на новые опасности, ради большего самоудовлетворения. Ему нужно было сдерживать инстинкты и работать на перспективу.
Мальта ознаменовала новый этап его вояжа, но это был всего лишь этап. Впереди были другие этапы. Он не мог сказать, какие именно, но было бы глупо делать ставку на один бросок игральной кости.
