– Шестой канал.
Вспыхнул экран телевизора.
Возникла фотография во весь экран: Толмачев в форме обер-лейтенанта войск СС на краю рва, заваленного трупами, в упор стреляет в человека. Лицо Никиты Никитовича исказила гримаса ужаса и бессильной ярости. На него было страшно смотреть.
– У тебя, Толмачев, здесь друзья, – сказал Глеб Кузьмич, – и у нас – друзья.
Он посмотрел в окно на молодых людей возле двух легковых машин. Туда же перевел затравленный, безумный взгляд владелец ресторана и яхт-клуба.
Снимок на экране телевизора отодвинулся в сторону. За круглым столом двое: женщина-метиска («Чем-то она похожа, – успел подумать Забродин, – на эту, изображенную на картине») и респектабельный мужчина европейского вида. Женщина говорила своему собеседнику:
– Военный преступник Никита Толмачев в Германии в рядах войск СС действовал под именем Пауля Кауфмана… – Анатолий Семенович, стоя за спиной Забродина, наклонившись, тихо переводил ему, шепча в ухо, – дослужился до чина обер-лейтенанта, в последние годы гитлеровского режима командовал охраной замка Вайбер, куда по приказу Геринга свозили произведения искусства, награбленные в России. На снимке вы видите массовый расстрел советских военнопленных, которые строили бункер, предназначенный…
– Выключи! Выключи!.. – закричал Толмачев.
– Сейчас эту передачу, Никита, смотрит вся Боливия, – сказал Глеб Кузьмич. – Но… не дрожи так. Еще немного жизни у тебя осталось: судить предателя Родины Толмачева будут не здесь. Судить тебя будут в России.
Из окон кабинета «Валентина Иннокентьевича Дунаева» все находящиеся в комнате увидели: возле ресторана «Емеля» остановилась полицейская машина. Из нее вышли лейтенант, очень решительный на вид, и двое полицейских. Все трое быстро направились к дверям ресторана. В руках лейтенанта поблескивали наручники.
Похищение музейной реликвии
Глава 48
На борту «Сергия Радонежского»
Поезд прибыл точно по расписанию, и у ступенек вагона Мирова встречал Николай Корчной.
– Здравствуйте, Вениамин Георгиевич. Как доехали?
– От Арчила что-нибудь есть?
– Есть. Звонил из Таллина перед вылетом. Сейчас уже летит. – Николай Николаевич взглянул на часы: – Прибытие в восемь тридцать пять. В аэропорт послали машину.
– Слава тебе, Господи! – вырвалось у следователя по особо важным делам.
– Есть еще одна новость. Пришел ответ из Интерпола. Ночью. Ночью же ребята перекинули сюда, для вас с Арчилом. Сейчас в машине прочтете.
– Отлично. Едем на Морской вокзал.
«Интерпол. Париж. Франция.
Ян Капаньский, Ян Казимирович Лохов, Лях, Бешеный. Родился в Польше, в Желязовой Воле.
Родители: мать – русская, дворянка, Мария Никаноровна Благая, родилась в Варшаве, подданная Польши; отец – поляк Казимир Капаньский, ксёндз, во время Второй мировой войны офицер Армии Крайовой, два года в эмиграции в Англии, с 1944 года – в Польше, расстрелян советскими спецслужбами в 1945 году.
Ян Капаньский после гимназии – студент Варшавского университета, филологический факультет, два года, по обмену, студент Московского университета. Кроме польского, владеет русским и английским языками. В1952 году возвращается в Польшу, нанимается матросом на грузовое судно „Адам Мицкевич“. В 1953 году совершил убийство капитана и его помощника, когда „Адам Мицкевич“ стоял в Лиме (Перу), похищает кассу судна и контейнер с ценным грузом (предположительно наркотические вещества). В Польше объявлен в розыск, после обращения польской стороны в Интерпол объявлен во всеевропейский розыск, а после того как следы Яна Капаньского обнаружены в Южной Америке, – в мировой розыск.
Скорее всего, после убийства капитана и его помощника в Европу не возвратился, остался в Южной Америке, и тут в 1953–1954 годах на него выходит полиция ряда южноамериканских стран (Перу, Боливии, Венесуэлы) как на главаря одной из мощных группировок, занимающихся наркобизнесом. Подозревается в ряде убийств, в том числе офицера полиции Перу; становятся известны его клички – Лях, Бешеный.
В эти годы сотрудникам Интерпола с помощью местных коллег удается выяснить одно странное (если иметь в виду логику жизни объекта) обстоятельство: оказывается, уже несколько лет Ян Капаньский сотрудничает в ряде русских эмигрантских изданий, выступая под псевдонимом Ян Лохов. Это был единственный момент, когда разыскиваемый неуловимый объект был совсем рядом. Но кто-то его предупредил об опасности, и литературная деятельность Яна Капаньского прекратилась навсегда.
С тех пор, очевидно в конце пятидесятых годов, интересующий вас объект исчез. Но так как сведений о смерти Яна Капаньского не поступало, его розыск продолжается».
Двухпалубный теплоход «Сергий Радонежский» был приобретен недавно частным туристическим бюро «Север – Юг» у корабелов Польши. Небольшой (всего на двести пятьдесят мест в каютах трех классов и люкс), комфортабельный, пожалуй, излишне роскошный по своей отделке и дизайну, этот сверкающий теплоход отправлялся погожим летним утром в свое первое плавание. Предстоял круиз вокруг Европы. «Сергий Радонежский» стоял у пятого пирса Морского вокзала, отправление ему было определено в десять двадцать, а стрелки на всех часах показывали без четверти десять. Еще тридцать пять минут и – да здравствуют странствия!
Преобладала здесь особая публика – те, кого несколько условно называют «новыми русскими». В праздничной сутолоке на всех палубах мелькали русские, кавказские, азиатские, семитские и прочие лица. Смех, возгласы, мерцали голубые вспышки фотоаппаратов; провожающие внизу махали руками, что-то кричали, посылая воздушные поцелуи, а матросы, несущие вахту у трапа, уже не пускали их на корабль.
– Дамы и господа, провожающие своих друзей! – разнесся вежливый женский голос. – Просим покинуть теплоход. Мы ждем вас в следующий круиз, который состоится через месяц. Следите за рекламой.
Работали бары и буфеты на всех палубах, и уже появились в толпе первые путешественники, изрядно принявшие на грудь. Уже выстроился на верхней палубе маленький духовой оркестрик – как только в десять двадцать, оторвавшись от пирса, «Сергий Радонежский» даст прощальный гудок, оркестрик грянет гимн новой, демократической России. И во всей этой праздничной сутолоке, в атмосфере веселья, радости бытия, предвкушения новизны, ярких впечатлений почти никто не заметил появления за спинами провожающих на пирсе молодых людей, хотя и в штатском, но, судя по выправке, военных… Они быстро и умело организовали оцепление причала № 2, к которому был пришвартован новенький туристический теплоход.
Без пяти десять к трапу подошли семеро: Вениамин Георгиевич Миров, Арчил Табадзе, Николай Корчной и четверо его ребят. Все, естественно, в штатском, все спокойные, сдержанные, вежливые. Миров показал двум матросам свое удостоверение, развернув его и не выпуская из руки, что-то сказал тихо.
