Только что он ушел. Вернее – исчез, растаял… Грэд. Сейчас десять минут первого ночи. Он сказал:
– У вас в Москве есть друг, Глеб Забродин…
– Он был моим другом! – осмелился я перебить таинственного белого пришельца. – И мы с ним не виделись с восемнадцатого!
– Глеб Кузьмич остается вашим другом, – последовал спокойный ответ. – Поезжайте в Москву немедленно. Действуйте, мой друг! Вместе вы найдете решение. И передайте Забродину: над второй половиной сервиза в Германии тоже нависла угроза.
Тогда я решился на вопрос:
– При вашем могуществе… Если я хоть что-то понимаю… Разве вы не можете лично сообщить об этом Глебу?
Грэд еле заметно улыбнулся.
– Не могу, – ответил он. – Ваш друг для нас недосягаем. Учреждение в Москве, где работает он и его коллеги, квартиры, в которых они живут, мощно защищены теми, кто нам противостоит. Там они победили. Пока… Но сейчас в доме на Лубянке они полностью властелины.
– Кто? Кто? – вырвалось у меня.
– Когда-нибудь потом, Кирилл Захарович, я объясню вам. А сейчас… В вашем времени дорога каждая минута. Действуйте!
И он растаял. Во второй раз… В моей комнате остался только еле уловимый запах сирени.
Так… сосредоточиться, сосредоточиться!
Я понимаю. Кажется, я начинаю понимать… Золото… Оно – двуликий Янус. С одной стороны – деньги. Как сказал Грэд? Деньги в высшем эквиваленте. И тогда золотом может завладеть дьявол. Или… Грэд сказал: „Те, кто противостоит нам“. А Грэд и другие, кто с ним? Для них золото… Ведь они спасают „Золотую братину“! Вернее… Как сказать? Помогают мне, подсказывают… Но действовать должен я сам. Главное в этом: золото для них – нетленный источник творчества, вдохновения, искусства. Вот в чем дело – искусство! То есть проявление высших, Божественных свойств души человеческой – порыв к прекрасному, любви, милосердию, свободе.
Стоп, стоп! Я принял все это?… Они, Грэд и те, кто против него, – реальность? Реальность… Или я сошел с ума? Нет! Нет! Это реальность. А раз так – действовать! Немедленно! Когда ближайший поезд на Москву? Сейчас я позвоню в справочную Московского вокзала, и тут же…»
Закончив чтение, Табадзе спрятал листы с машинописным текстом в кейс. Все молчали. Всех тяготило нечто. И этим «нечто» было ощущение невидимого присутствия в кабинете еще кого-то. Все трое ощутили необходимость, даже требование, исходящее извне: сменить, немедленно сменить тему разговора.
Иван Кириллович Любин, побледневший, напряженный, сказал тихо:
– В связи со всем происшедшим… Меня мучает один вопрос… Мой самый главный вопрос к вам, Арчил Тимурович. Граф… Настоящий граф Оболин? Что с ним?
Миров и Табадзе переглянулись.
– Думаю… То есть не думаю, убежден, – покачал головой Арчил. – Александра Петровича Оболина нет на этом свете…
– Его убили?
– Да, его убил Никита Дакунин. Один или с сообщниками.
– Он признался в этом?… – прошептал Иван Кириллович.
– Нет, пока не признался. И Никита, и Ян Капаньский избрали одну тактику – молчание. Они вообще на следствии не отвечают ни на какие вопросы. Но так долго продолжаться не может.
– А вдруг граф жив! – с надеждой и тоской предположил Любин. – Ведь все бывает!..
Ему никто не ответил.
Преступная власть
Глава 50
Тупая ярость
Ново-Переделкино, август 1957 года
На ранней зорьке был хороший клев, и часа за три Глеб Кузьмич натаскал штук сорок ершиков. Стало уже припекать солнышко, над прудом рассеялся туман, пришли на песчаный пятачок пляжа первые купальщики. «Все, – решил Забродин, – сворачиваем рыбалку, Катеньке на завтрак ершиков нажарю. Да и коту Кеше перепадет». По тропке, через молодой березняк, потом через ржаное поле, он вернулся в дачный поселок, прошел по тихой зеленой улице, и вот уже родная жиденькая оградка; перед незатейливой дачкой с застекленной террасой разрослись розы и георгины. У крыльца куст сирени в это лето своей кроной полностью закрыл дверь. «Подрезать надо, – решил Глеб Кузьмич и подумал: – Сейчас крепкого чайку – и, пока спит Катя, займусь ершами».
Ощущая ломоту в спине от долгого неудобного сидения с удочками на поваленной старой осине – «Зато какое место! Мое, мое место!» – он прошел на террасу. Здесь стояли корзины и ведра с яблоками, большие банки варенья (хозяйство Надежды Ивановны), яблоки были ссыпаны прямо на пол в углу – урожай небывалый в нынешнем году. Первый урожай их молодого сада. На террасе густо, крепко пахло антоновкой. Глеб Кузьмич свалил в миску ершей, поставил к стене удочки, присел на табурет, стал набивать табаком трубку. Чиркнул спичкой. Сделал первую глубокую затяжку. Хорошо…
И в это время за тонкой стенкой, в их с Надей комнате, зазвонил телефон. Забродин, попыхивая трубкой, слышал, как жена, взяв трубку, что-то сказала, потом послушала. Потом, ойкнув, крикнула:
– Глебушка!
Забродин поспешил в комнату. Телефон стоял на тумбочке возле кровати, и Надежда Ивановна еще не поднималась – было всего без четверти семь. С телефонной трубкой в руке она полулежала на кровати.
– Я слышала, как ты пришел… – Выражение ее лица было испуганно-восторженным. – Кирилл Захарович! Это… Это невероятно!
Глеб Кузьмич схватил трубку:
– Кирилл? Я… Доброе утро. Что? Не может быть… – Он слышал голос друга из Москвы и не мог поверить. – Когда? В двенадцать часов? Успею. Утром много электричек. Успею, успею! Мне только необходимо на квартиру заскочить… Там один предмет, для него… Все, Кирюша, до встречи! Жди!.. – И он положил трубку. – Вот это да!..
В двери из соседней комнаты показалась заспанная мордашка внучки.
– Деда! Приятности или неприятности?
– Приятности, Катенька! Еще какие приятности!
Через полчаса, наскоро позавтракав, Глеб Кузьмич Забродин уже закрывал калитку в своем ветхом заборчике – до станции Переделкино быстрым шагом минут сорок, и автобуса лучше не ждать: ходят очень редко.
– Надень новый костюм! – напутствовала его жена.
– Хорошо, Надюша.
Кончился заборчик, отгораживающий от улицы «забродинскую усадьбу», как в шутку говаривал Глеб Кузьмич, – потянулась высокая ограда из бетонных плит, поверху шло два ряда колючей проволоки. За этой оградой на своем участке в двухэтажной кирпичной вилле обитал сосед Забродина, с которым у Глеба Кузьмича был спаренный телефон. И соседом этим был Василий Иванович Белкин.
Вот так распорядилась судьба. В начале 1954 года московский КГБ получил несколько дачных участков в садово-огородном товариществе в Ново-Переделкине. Они увидели друг друга на собрании пайщиков, когда шла жеребьевка, и – надо же такому случиться! – вытянули номера, которые сделали их соседями по дачам. Рассматривая крепкого, коренастого старика в форме полковника с двумя рядами наградных лычек на кителе, с тяжелым взглядом мутных глаз под набрякшими веками, не сразу узнал Глеб Кузьмич бывшего Васю Белкина: с 1918 года они не встречались. Он даже не узнал Василия Ивановича, а скорее догадался, кто перед ним, – по манере двигаться, протягивать руку, говорить.
