– Вот с него и начнем. Домашний телефон, адрес, личное дело.
– Один момент! – Иван Кириллович стал четким и собранным. Он поднял трубку внутреннего телефона, набрал номер из трех цифр: – Лидия Павловна, немедленно ко мне личное дело Воротаева.
– Здесь у вас со вчерашнего вечера работают наши люди, – спокойно пояснил следователь Миров. Арчил Табадзе молчал, внимательно слушая, и на его большом смуглом лбу резко проступали морщины. – Двух других охранников, – продолжил Миров, – Федора Рябушкина и Остапа Цугейко, преступник усыпил сильным и мгновенно действующим снотворным, подмешав его в водку.
Вениамин Георгиевич не договорил: в кабинет вошла молодая взволнованная женщина, щеки ее цвели красными маками.
– Здравствуйте! Вот… личное дело Воротаева.
Иван Кириллович быстро листал папку.
– Так… Работает у нас… Работал с тысяча девятьсот шестьдесят третьего года… Ничего себе! Получается, тридцать три года! Мне почему-то казалось, не больше двадцати лет…
Фотографию Воротаева, представленную в личном деле, Вениамин Георгиевич рассматривал долго.
– Да здесь он совсем молодой! Лысины и в помине нет. А лицо запоминающееся.
– Разрешите? – нарушил молчание Табадзе и тоже достаточно долго рассматривал фотографию более чем тридцатилетней давности.
– Никаких ассоциаций? – спросил Вениамин Георгиевич.
– Вроде никаких… – последовал задумчивый ответ. – Надо по картотеке проверить.
– И немедленно! – В голосе следователя прорвались нетерпение и азарт. – Значит, так… Корчной тут?
– Конечно. Ждет команды, застоялся.
– Группу Корчного по домашнему адресу клиента. Николай все сделает в лучшем виде – не первый раз. Телефон проверить, совпадает ли с адресом. Естественно, не звонить. Фотографию размножить и поискать этот портрет в картотеке. Все! Пока по Воротаеву все. Давай команды, Арчил.
Табадзе взял папку с личным делом Воротаева и быстро вышел из кабинета.
– Иван Кириллович, а вы бывали у Никодима Ивановича дома? – спросил Миров.
– Да нет, знаете ли… Как-то не приходилось. Уж больно далеки наши интересы. Иногда спрашивал, как семья, дети…
– У Воротаева есть дети?
– Да вроде двое – сын и дочь, уже взрослые. Иногда звонили ему по необходимости…
– И всегда трубку брал Воротаев? – опять перебил Миров.
– Нет. Иногда отвечала его жена, Ксения Тарасовна, по голосу, по разговору симпатичная женщина. Ну… дача у них есть. Любил Никодим Иванович о всяких огородно-садовых проблемах поговорить.
Вошел Арчил Табадзе, явно чем-то возбужденный, сказал с порога:
– Все команды отдал, Вениамин Георгиевич. Корчной полетел со своими ребятами пулей. И… Привезли Валентина Николаевича Великанова.
– Отлично! – Миров энергично потер руки. – Давайте его сюда.
– Откуда вам известно?… – начал было Иван Кириллович. Но Вениамин Георгиевич перебил его:
– Да сумели нам Рябушкин и Цугейко сказать, хоть и в полусне, как дело было, почему в их смену подмена командира произошла. Особенно Федор помог. Весьма сообразительный и четкий молодой человек: засыпает, а нить разговора держит.
Открылась дверь, и в кабинет первым вошел Валентин Николаевич Великанов, за ним – Арчил Табадзе. Великанов соответствовал своей фамилии: гигант лет сорока, с открытым, простодушным русским лицом – блондин, веснушки на щеках, широкий, немного приплюснутый нос, прямой внимательный взгляд.
– Здравствуйте, товарищи! – Голос у него оказался густой, басовитый, сейчас в нем звучали сердитые, даже злые нотки. – Это что же за хреновина такая?
– Что у вас-то дома приключилось? – спросил Любин. – Почему понадобилась замена?
– Блин! – Великанов от возбуждения запустил пятерню левой руки в свои густые светлые волосы. – Да ничего у меня не приключилось! Это Иваныч, Воротаев то есть, мне лапшу на уши навесил: вчера звонит – а до работы часа два, не более. Звонит: так, мол, и так, выручай, Валентин. Мне завтра, говорит, со своими хлопцами на смену заступать. А моей Ксении назначили операцию… Только что день определили. Назвал болезнь какую-то противную, по женским делам. Завтра, мол, везет в клинику, и у него там встреча с профессором, который операцию делать будет. Говорит, а у самого… Нет, ну надо же, блин! Какой Райкин!.. А у самого в голосе – вот чтоб мне провалиться на этом месте! – слезы. Согласился. Как в такой беде товарищу не помочь? Хотя у меня у самого план был будь здоров: с корешами в баньку намылились…
– Спасибо, Валентин Николаевич, – остановил Великанова следователь. – Просьба к вам: все, что вы нам рассказали, изложите, пожалуйста, письменно. И пишите как можно подробнее. По возможности, – добавил Вениамин Георгиевич, – старайтесь точно передать, что говорил Воротаев.
– Слушаюсь! Я пойду к себе. Сегодня смена Виктора Разина. Чайку у ребят попью – в горле пересохло от всех этих дел. Нет, надо же, какой сукой оказался! И Колю Якименко – такого парня… Блин!
Когда Великанов ушел, Вениамин Георгиевич, взглянув на своего помощника, спросил:
– И какое резюме, Арчил?
– Только одно, шеф: Воротаеву нужно было обязательно получить смену именно в тот день, когда граф Оболин со своим блюдом приедет в музей…
– И он знал об этом дне! – добавил Миров.
– Да, знал, – согласился Табадзе. – Это первое. А второе… Воротаев и два охранника Оболина – одна компания. Точнее сказать, одна банда.
– Именно! – Миров энергично потер руки. – И потому, Иван Кириллович, приступим к графу. Сначала его письмо и телеграмма.
Письмо вслух прочитал Арчил.
– «…С искренним почтением, – закончил он чтение, – граф Александр Петрович Оболин. Четырнадцатое июля девяносто шестого года, Рим». – Некоторое время все молчали. – Одна фраза в этом письме интересна: «Есть у меня в России и другие дела».
– Что же в ней особенного? – удивился Любин.
– Она никакого отношения не имеет к сути письма, к «Братине». Подобные деловые письма несут конкретную информацию, и только, – сказал Арчил Табадзе. – Можно предположить… Пока только предположить, что смысл этой фразы должен быть вами зафиксирован. И не только вами…
– Простите, постойте! – перебил Иван Кириллович в крайнем изумлении. – Вы хотите сказать, что граф Оболин… Что он причастен к похищению? Вы его подозреваете?
– Мы подозреваем… Обязаны подозревать всех, – жестко сказал следователь Миров. – Всех, кто в день ограбления был в музее, рядом с сервизом…
– Ведь и меня, и графа они чуть не убили!
– Мы и вас, Иван Кириллович, – продолжал Вениамин Георгиевич, – должны подозревать.
– Что?!
– Я говорю это, чтобы вы поняли: будут отработаны все версии.
