Побледневшая Юленька вскрикнула. Родин, нахмурив брови, вопросил:
– Позвольте, но почему же эти выродки до сих пор на свободе?
– Э-э-э, пан Георгий, если бы так просто было их словить, – печально протянул полицмейстер. – Сарматов мы не можем найти. Те опутали сетью страха все польские земли. Их знает вся Варшава и укрывает вся Варшава. Не из любви, нет. Из страха!
– Но что же ждет Полю? Скажите, где нам ее искать?! – воскликнула дрожащая Юленька.
– Вы точно хотите это знать? – пристально глянул пан Фасоль. Получив кивок в ответ, он медленно проговорил: – Искать похищенную панну можно где угодно и нигде – с одинаковым успехом. Сарматы могут быть в любом месте. Даже в соседнем доме – и мы этого не узнаем. Впрочем, и нет большой нужды искать ее. Вас найдут самих. Ждите, скоро они пришлют палец девушки и требования выкупа!
Тонкий бокал богемского стекла выскользнул из пальцев Юленьки и, ударившись об пол, разлетелся на сотни разноцветных осколков…
* * *
Итак, Максим, Родин и примкнувшая к ним Юленька отправились в центр Варшавы, где, по словам пана Фасоли, они могли напасть на след банды Сарматов. Поначалу Георгий всячески противился компании девушки: уже было ясно, что поиск негодяев не приведет в музей или костел, а в злачных местах юной красавице делать нечего. Правда, по пути в Варшаву очень быстро выяснилось, что девушка вовсе не тихоня! Она болтала без умолку, да так складно, что оба мужчины волей-неволей отвлекались от тягостных мыслей, развлекала спутников забавными историями, вычитанными в книгах и журналах, напевала задорные песенки на разных языках и даже нарисовала очаровательный скетч, на котором был изображен Гленерван-старший в виде перегревшегося и дымившего вовсю самовара.
Родин рисунок похвалил, заметив, что девушка рисует не хуже сестры, а та, смутившись, призналась, что и портреты в комнате похищенной – ее рук дело: она оставила их на столике в номере сестры поздно ночью, уже после того, как они попрощались. Воспоминание о трагедии снова навеяло компании темные думы. Чтобы как-то исправить положение, Максим решил рассказать очередную скандинавскую легенду, самую веселую, по его мнению, – про то, как пресловутый проказник Локи узнал, что бессмертный Бальдр все же не совсем бессмертный. Матушка безгрешного красавца Бальдра обошла все девять миров, взяла клятву с каждого металла, с каждого камня, с каждого растения, с каждого зверя, с каждой птицы и с каждой рыбы в том, что никто из них не причинит вреда сыну. Но Локи опередил старушку и выточил стрелу из омелы, про которую та впопыхах забыла.
Боги, узнав о том, что Бальдр неуязвим, стали простодушно развлекаться: метали в него стрелы и копья, камни и дротики, рубили мечами и боевыми топорами. А тому хоть бы хны: ни синячка, ни царапинки! Локи тем временем сунул стрелу из омелы брату красавчика – слепому Хеду, и тот убил Бальдра одним выстрелом – прямо в сердце.
Пока мичман рассказывал зычным голосом суровые оды о доблестных воинах, кровавых сражениях, мудрых богах и пирах в Вальхалле, где павшие герои могут испить мед поэзии, Юленька кивала, боролась со сном и поддакивала:
– Здорово, братец! А дальше? Эх! Здорово! А эту сагу я знаю! Давай расскажу, что дальше было! Ведь этот Локи еще раз погубил Бальдра! Превратился в старуху великаншу и сказал, что не хочет его воскрешения! И красавчик бог так навсегда и остался из-за него в царстве Хель! Вот хитрюга, а?! Навсегда, пока не настанут Сумерки богов!
Максим и Георгий действительно были впечатлены, но в большей степени не сагой, а самой Юленькой. Максим был так увлечен карьерой моряка, что и не заметил, как выросла его сестричка-проказница! А Родин и вовсе не замечал прежде младшей Савостьяновой, по привычке считая ее ребенком. И вот перед ними начитанная, образованная, воспитанная девушка, талантливая художница, недурная певица, современная, даже с некими задатками эмансипе. Вот как, оказывается, легко пропустить то, что лежит у тебя под самым носом!
Уже в центре города слово взял Максим. Им пора было решать, с чего начать поиски, и у него на этот счет был блестящий план. Он закурил трубку, жестом оборвав Родина, который приготовился напомнить о режиме лечения. – Дорогой мой друг и соратник, я знаю, что ваша клятва Гиппократа заставляет печься о моем здоровье в любой ситуации. Но позвольте напомнить, что у нас тут экстренная ситуация! Наверняка, когда этот древний лекарь писал свои заветы, он не учитывал поиски пропавших сестер и невест! А посему все отменяется! К тому же мне намного лучше.
Он с удовольствием затянулся ароматным табаком, привезенным из-за границы. Такой на судне курили только высшие чины. Была у Максима и матросская махорка, но ее он набивал, только когда хотел эпатировать публику или когда желал втереться в доверие к простым мужикам «из народа».
– Итак, я предлагаю не терять времени и сразу после того, как хорошенько выспимся, отправиться в порт. Первое дело – найти там кабак, и чтобы репутация похуже. Здесь река, а не море, значит, персонажей из дальних плаваний не будет. А местные матросы знают поболе, чем сухопутные. К тому же, – он несколько раз затянулся и выдохнул дым затейливым колечком, что, надо отметить, придавало его словам вес, – в таких заведениях нередко проводят время контрабандисты и прочая шушера. А нам только их и надо! У меня есть небольшой опыт по части подобных забегаловок. Найдем там какого-нибудь моряка, я потолкую с ним по-братски, угостим парой кружечек, глядишь, он нам все и выложит.
– Отличный план, – похвалила брата Юленька.
Родин ее оптимизма не разделял, но лучшей идеи у него не было.
– Так выпьем же за это! – с радостью откликнулся Савостьянов и достал из кармана фляжку. – Ром – первейшее дело в любом приключении!
Парень сделал внушительный глоток и предложил напиток Родину, но тот нахмурился:
– Не думаю, что это пойдет вам на пользу. Все-таки полного выздоровления так и не произошло!
– Моряку ром – лучшее лекарство, тысяча чертей! – парировал Максим. Ругался он больше «для виду», для поддержания образа, так сказать. Георгия это не впечатляло, он снова попытался образумить мичмана, но тот лишь демонстративно выпил еще. Что ж, эта битва была проиграна.
* * *
Самый отвратительный притон на Висле носил незатейливое название «Бородатый боцман». Впрочем, табличка над его оцарапанной дубовой дверью была такая выцветшая, что едва ли можно было разобрать, что там написано. Но эта таверна ни в какой рекламе и не нуждалась. Каждый местный пройдоха знал, что самые темные делишки проворачиваются именно здесь – в переулочках Праги, правобережного округа Варшавы, названного в честь соседней столицы, неподалеку от порта. Заведение это пользовалось такой дурной славой, что даже пражские жулики с базара на Ружыке боялись здесь появляться без крайней необходимости. Да что там воры и карманники! Даже полицейские всеми правдами и неправдами отказывались даже рядом проходить: завсегдатаи питейной отличались диким нравом и прежде втыкали нож в бок, а потом уже разбирались.
