Нашим героям на злосчастный кабак указал какой-то не в меру наглый юнга, который буквально вывалился им под ноги из дверей склада. Видимо, мальчишке за что-то надавали неплохих тумаков. Родин быстро смекнул, что физиономия у хлопца бандитская, и ткнул Максима в бок, дескать, побеседуй с пареньком. Впрочем, мичман и сам все понял. Видал он таких в портах тысячами: наверняка беспризорник, кошельки подрезать научился раньше, чем говорить. Хорошо, что на судно попал: при толковой команде станет человеком, но без оплеух в воспитании не обойтись.
– Слышь-ка, поц, – начал хамовато и развязно Максим по-русски, не очень умело подражая речи одесских жуликов, – гуцай досюда. Скажи, где нашей хевре перекантоваться? И не лепи антона, говори знатное место. Где здесь дела делаются? Да не дрейфь!
Парнишка глянул на него с недоверием. Чужаков здесь не любили, а тем более – русских. Да и выглядела компания слишком опрятно. И дело было даже не в одежде: «деловые люди» очень любили принарядиться с шиком. Было что-то в манерах, во взглядах и даже в том, как они стояли.
– Живее, малец, – вдруг подала голос Юленька. – Баронесса фон Штейн вечно ждать не будет!
Юнга побелел, покраснел, а потом снова побелел. Об одесской воровке ходили легенды далеко за пределами воровского мира Российской империи. Еще бы! Никому кроме этой девицы не удавалось обокрасть помазанника Божьего – императора Николая II. Мальчишка, трясясь как осиновый лист, указал, куда надо идти, и сбежал со всех ног от греха подальше. Может, барышня ему и соврала, но опыт подсказывал, что в таких делах сомневаться или, не дай бог, переспрашивать, как легавые, – последнее дело. Есть люди, которые получше него разберутся.
– Ловко я его?! – победоносно подмигнув, игриво вскричала Юленька, как только они скрылись в тихом переулке.
– Душа моя, – помрачнел Родин, – откуда вы только имена такие знаете?
– Из газет, – замялась девушка.
– Надо бы папеньке сообщить о вашем чтиве, – съязвил Максим и приложился к фляжке, громко булькая.
– В любом случае, не стоит именами подобными козырять. Этот малец нам с трудом поверил, а уж бывалые и вовсе на смех поднимут. Видно, не хватает нам конспирации. – Родин цокнул языком и глубоко задумался. – Не будем больше рисковать, представимся «деловыми людьми» из Петербурга. Скажем, что бордель держим, а Сарматы у нас девицу умыкнули.
– Георгий, да вы самый настоящий гений! – восторженно пропела Юленька, взглянув на мужчину влюбленными глазами. Вот каким должен быть настоящий герой: говорит мало, думает быстро, не суетится, не храбрится. Мечта! – А я тогда могу быть…
– Не дури, сештра, ты падшую женсчину в глаза не видзела… – неразборчиво парировал Савостьянов, не выпуская трубку изо рта. Он боролся со шведской спичкой, но табак все никак не желал раскуриваться под укоризненным взглядом врача.
– Может, и не видела, но… – Девушка игриво ухмыльнулась и в долю секунды слегка растрепала прическу и расстегнула несколько пуговок на платье. – Как?
Родин был вынужден признать, что картина заманчивая: тонкая белая шейка переходила в изящную линию плеч, а невинно торчащие хрупкие ключицы были просто созданы для поцелуев. В другой ситуации подобный вид мог бы вскружить ему голову.
Максим неодобрительно покачал головой: спектакль спектаклем, но рисковать честью сестры он не собирался. Однако, встретив упрямый взгляд девушки, передумал спорить. Он знал это выражение, потому что не раз видел его в зеркале.
– Только, ради бога, не лезь на рожон. Не хватало еще и тебя из беды выручать!
«Бородатый боцман» встретил компанию неприятным полумраком, облаком зловонного дыма самых дешевых папирос и устойчивым сивушным амбре. По небольшому залу с обшарпанными стенами были расставлены тяжелые деревянные столы с низкими скамьями. Мебель была побита и испещрена вырезанными надписями на всех языках мира, большую часть из которых было невозможно прочесть. В самом темном углу располагалась стойка, однако стояла она так хитро, что разглядеть за ней бармена было решительно невозможно, а вот ему открывался весь зал как на ладони. У другой стены висела линялая плотная серая занавесь, очевидно, скрывавшая укромный столик для особых клиентов. Другой обстановкой кабак похвастаться не мог.
Его украшением были две юркие и расторопные официантки. Одна из них – миловидная, хоть и одноглазая Марьянка, бывшая любовница местного каталы, который пытался ослепить ее из ревности. Говорят, она в ответ перегрызла ему горло зубами. Но это, конечно, все сказочки – бутылочной «розочкой» она сожителя прирезала.
Другая, безымянная Огник (огонек то бишь), по слухам, ходила содержанкой у одного богатого генерала. Только он девчонку с консервной фабрики поматросил и бросил, как узнал, что беременна. На улице Огник простудилась, заболела и ребенка потеряла, чуть сама не умерла, но выкарабкалась и затаила обиду. Месть ее была сладкой: как-то ночью она незаметно пробралась в дом к бывшему любимому и устроила пожар. Да так хитро все продумала, что никто не спасся. Правда, и сама девушка пострадала, пожелав насладиться зрелищем полыхающего особняка. Упавшая балка обожгла ей лицо и руку.
Как можно догадаться, в столь колоритном заведении и посетители были «достойные»: весь цвет самого дна преступного мира Варшавы. Частенько бывал здесь Микола-Самородок, которого выгнали из киевской гимназии «за тихое прилежание и громкое поведение», а он не растерялся, перемахнул через границу и стал самым известным торговцем живым товаром в округе, за что и получил кличку. Сиживал за местными столами Казимир Банкир, ближайший друг одессита Михайловича, который первым додумался открывать банки-однодневки. Казимир, правда, размаха приятеля повторить не сумел (а тот выманил у Российской империи сумму огромнейшую), но казну пощипал неплохо. Случалось, что и Жанна фон Биккель заглядывала, деловая женщина широкой души перетравила так много мужей, что выпивать с ней никто не решался.
Однако на этот раз никого из именитых гостей в притоне увидеть не посчастливилось. Заняты были лишь три стола. За одним громко выясняли отношения пятеро моряков. Однако они были слишком пьяны, чтобы в их бессвязной перебранке можно было разобрать хоть слово. Еще за одним столом мирно обедали два представительных гражданина: смешной пузанчик с прозрачно-серыми, цвета грязного льда, глазами убийцы и длинный рябой рыжий. Когда Родин прошел мимо них, до него донесся обрывок разговора:
– Ты же ладный атаман, – гнусавя и растягивая слова говорил толстый, – и вдруг идешь на дело без своего кента.
– А кто знал, что ты здесь, – оправдывался тонкий.
– Не наши клиенты, – подтолкнул Родина в спину Максим. – Надо бы хозяина поспрашивать.
Родин и Савостьяновы уселись за ближайший к стойке стол. К ним неторопливо, развязно виляя бедрами, подплыла одноглазая официантка.
– Што изволите?
– Нам бы с хозяином поговорить! – с места в карьер начал Максим.
Родин скривился: он себя старым не считал, но необдуманное рвение молодого Максима его раздражало. Доктор сразу почувствовал, что ему еще придется вытаскивать этого «смельчака» из какой-нибудь передряги.
