– Мы здесь по делам секретным, но в этом месте посторонних людей не бывает, смею надеяться. А потому тайн от вас хранить не станем. Что вам известно о Русском ордене?
Загреба пожал широкими плечами.
Родин, удовлетворенно усмехнувшись, продолжил:
– Да, беречь секреты наши люди умеют. Тогда я просвещу вас. Вам, как и всем истинным интеллигентам, известно, что много веков назад правящий класс руками своих приспешников – христианских святош – насадил чуждую религию для лучшего управления народными массами. Через столетия гнета, смерти и искоренения истины посвященные пронесли веру в исконных богов. На Руси издревле поклонялись владыке земли и воды – Ящеру. И как жестокие церковники ни запрещали великое празднование весны, в потаенных лесных общинах наши жрецы приносили жертвы. Так тысячелетия вершили таинства предки славян – общие для нас с вами.
– Жертвы? – спросил костистый забияка в хламиде и плотоядно облизнулся.
– Да, самых красивых, чистых и нежных девушек исстари топили в озерах, чтобы умилостивить Ящера и показать ему преданность человеческую.
– Красивый обряд! – вздохнул кровожадный грек польского разлива.
– Настало время свергнуть поработителей – и царя, и проклятую Русскую православную церковь! – загремел на весь зал Родин, воздев руки над головой. – Кто, как не вы, борцы за свободу угнетенной Польши, сможете понять нас и помочь нашему делу?!
В зале раздались одобрительные возгласы и дружные аплодисменты оратору. Загреба движением руки остановил шум и задал вопрос:
– Фронду вы поддерживаете, против угнетателей боретесь – и это замечательно. Но что же вам нужно от бедных поляков?
Родин подался вперед и с чувством произнес, стараясь выглядеть как можно более убедительным:
– Даже до заповедных мест Индии и диких уголков Африки, где мы собирали мудрости всех народов, дошли слухи о великом богоборце пане Шароевском. Знакомство с ним и его помощь были бы крайне полезны в нашей борьбе! О том мы, скромные медиумы северного братства, вас и просим.
Загреба расхохотался в замолкшем зале. Резко переменив тон, он ядовито бросил:
– Явились тут два жебрака
[11] да курва с ними и тешат нас тут сказочками. Но пан Шароевский таким дурачкам завсегда рад – он любит посмеяться. За хорошую басню он вам, глядишь, и грошей отсыплет. Да, я поведаю ему о вас. – Пристально глянув на Юленьку, язвительный социалист продолжил: – Только одно я не уразумею – отчего ж вы с собой только эту девку таскаете? Разве сподручно двоим одну пользовать? Или вы ее по очереди? Отдайте ее мне, настоящему мужчине, тогда-то я и расскажу Шароевскому о вашей просьбе!
Приспешники Загребы еще не успели рассмеяться злой шутке своего предводителя, как Максим подскочил к нему и со всего маху звезданул кулаком в лицо. Могучий насмешник лишь слегка отшатнулся и утер выступившую из носа юшку. Защитника сестринской чести цепко схватили за руки поляки. Загреба загудел густым басом:
– То еще не шутка была, панове. Я тут позанятнее придумал. Толпой одного бить не по-рыцарски. Вяжите руки этому провокатору, да и мне тоже. Сейчас мы сойдемся в честном единоборстве по закону наших пращуров.
Распоряжение заправилы выполнили шустро и беспрекословно. Обоим бойцам за спиной стянули руки в запястьях широкими кожаными ремнями. В центре кабака расчистили круг, и поединок начался.
Максим наскакивал с еле сдерживаемой яростью на обидчика: бодал его головой, пинал ногами, коленями и пытался сбить с ног плечом. Грузный Загреба бил редко, но метко. Каждый его толчок отправлял на пол молодого человека, но он раз за разом поднимался. Поначалу симпатии публики были явно на стороне польского богатыря. Но бойцовый дух Максима, его неукротимость и пыл с каждым мгновением завоевывали признание. И уже через десять минут разогретые пивом и сливовицей посетители «Белого Орла» выкрикивали «Максим!» и «Загреба!» в равной пропорции.
После особо свирепой атаки юного моряка на пол упали оба борца – исчерпали силы до самого донышка. Зал одобрительно засвистел, заулюлюкал и захлопал в ладоши. Обоим помогли подняться. Запыхавшийся Загреба довольно проревел:
– Что я вам скажу, панове! Этот юный рыцарь – честный человек. Шпики так биться не умеют! Платный провокатор, как до крови доходит, теряет свой гонор. Лишь горящие верой в свою правоту готовы стоять до конца. Что-то такие среди жандармов и полицейских не попадались! Я на своей шкуре убедился, что эти трое – те, за кого себя выдают. Отныне они – под моей защитой. Горе тому, кто возжелает причинить им зло!
Он обнял Максима, крепко пожал руку Родину и виновато склонил голову перед Юленькой:
– Не держите обиды на меня, прекрасная панна! Слова мои были пусты – всего лишь небольшая проверка. Надеюсь, как представители тайного общества, вы меня понимаете. Позвольте теперь проявить истинное польское гостеприимство!
И Загреба увлек за собой троицу к богато накрытому столу на самом почетном месте в зале.
* * *
После того, как было выпито неисчислимое количество пива, водки, настойки, наливки, зубровки, меда, крупника (Максим тут явно преуспел, чем вызвал дополнительное уважение польских революционеров), Загреба отвел русских фанатиков в сторонку и, сделав серьезное лицо, назначил им встречу:
– Приходите сюда же в полночь в полном составе. Язычники поедут со мной, а барышня останется в кабаке как гарантия вашего подобающего поведения у пана Шароевского.
Ни Максиму, ни Георгию идея оставить барышню в качестве залога совсем не понравилась. Максим понимал, что честь его сестры для каждого из присутствующих в этом злачном месте является понятием относительным, особенно после сальных шуточек старого пошляка Загребы.
Что до Родина, он вдруг осознал, что беспокоится не только за безопасность Юленьки. К своему стыду, Георгий был вынужден признать, что не хочет отпускать от себя эту непоседливую, но и очень интересную девушку. Если с Полинькой ему было спокойно и уютно, как летним утром на реке (но ведь долго так не просидишь – скучно!), то с Юлей он чувствовал себя не только мужчиной, но и ярким мужчиной.
Любвеобильный Родин прежде знавал самых разных женщин, но никогда еще не встречал такого уникального сочетания чувственной красоты с интеллектом, смекалкой, решительностью и, что самое удивительное, неуемной тягой к приключениям. И не то что терять, а даже отдавать на хранение Юлю он решительно никому не собирался!
– Барышня едет с нами, и это не обсуждается! – ледяным тоном отчеканил Родин. – Без ее энергии мы не сможем провести сеанс народной магии, чтобы доказать пану Шароевскому серьезность наших намерений.
Загреба гнусно ухмыльнулся и пожал плечами:
– Ну, смотрите сами. Начнете у этого индюка выкаблучиваться, сами же и пожалеете.
Остаток дня друзья провели, прогуливаясь по окрестностям и наблюдая за жизнью города. Родин от души хохотал над меткими Юленькиными замечаниями о прохожих, пока не подметил, что Максим на него как-то странно посматривает.
