— Какой именно?
— А вы попробуйте взмахнуть им, — предложил Болдуин. — В нем есть собственная жизнь. Он легок, красив, удобен и прекрасно сбалансирован. Думаю, сэр Хэмфри купил его как прекрасное произведение оружейных дел мастера.
Расследование не отняло слишком много времени. Когда присяжные покинули замок, а клирик стал усердно записывать результаты опроса, сэр Ричард поднял со стола меч и протянул его мадам Элис:
— Это ваша вещь, леди.
Она вздрогнула и отпрянула.
— Я не хочу иметь ничего общего с этим предметом! Бросьте его в реку. Или, еще лучше, выполните последнюю волю моего мужа и уничтожьте его. Я не позволю, чтобы он снова оказался в этом доме. Не хочу его больше видеть.
— Насколько я знаю, Роджер предложил его сэру Джону, — рассудительно заметил Болдуин. — Если вы действительно не хотите его больше видеть, я могу отдать его вашему соседу.
— Пожалуйста, делайте что хотите, только уберите его с моих глаз. У меня такое чувство, что, пока этот меч в замке, надо мной тоже тяготеет проклятие!
Когда сэру Джону вручили меч, он рассмеялся над иронией судьбы, преподнесшей ему столь странный подарок. Взяв его в руки, он вдруг ощутил некое подобие жизни в этом клинке. То, как он рассекал воздух, свидетельствовало об изумительной конструкции, в которой отразились лучшие качества мастерства выдающегося оружейника — острота лезвия, прочность стали и легкость деревянной рукояти. Во все это он, несомненно, вложил свою душу.
— Теперь это наше оружие, Мэттью, — сказал он сыну, ковыляющему к нему нетвердой детской походкой. Какое-то время малыш стоял возле отца без посторонней помощи, потом протянул ручонку к оружию и прикоснулся к эфесу.
Сэр Джон весело засмеялся и опустил меч пониже, чтобы мальчик мог провести пальцами по острому лезвию. Но едва сделал это, как малыш покачнулся на слабых ножках и подался вперед. Его маленькая ручонка скользнула по лезвию, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы рассечь крохотную ладошку.
Сэр Джон тут же отбросил меч в сторону и подхватил сына на руки, чувствуя, как тревожно забилось сердце. Он подозрительно зыркнул на клинок, невинно лежавший в траве у его ног, и громко позвал няню, чтобы та принесла немного теплой воды и чистую материю: омыть и перевязать рану.
«Нет, это всего лишь меч, — подумал он. — Самый обыкновенный меч».
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
I
Пуатье, Франция, сентябрь 1356 г.
Мэттью де Куртене лежал под изгородью из кустов вблизи Ноэль-Вуда и молил Бога, чтобы его не заметили. Он закрыл уши руками, тщетно пытаясь заглушить шум боя, звон металла и душераздирающие крики раненых. Более того, он даже зажмурился, чтобы не видеть поле битвы, превратившееся в кровавую липкую грязь под ногами многочисленных воинов. Когда Черный Принц бросил клич всем мужчинам вступить в борьбу с французами, Куртене гордился тем, что нашел в себе силы пойти в армию, достал старый меч из-под кровати в своем доме в Даун-Сент-Мэри и даже продал фамильное серебро, чтобы приобрести рыцарские доспехи и лошадь. Он знал, что храбрые мужчины испытывают свою судьбу на войне, и надеялся вернуться домой не только живым, но и состоятельным.
Однако эта кампания оказалась для них сущим бедствием, состоявшим из беспрерывных дождей, испепеляющей жары, постоянной нехватки провианта и жутких болезней. И вот теперь войска Черного Принца окружили под Пуатье превосходящие силы французов, которых он явно недооценил. Куртене отполз назад, когда пара отчаянных стрелков подошла слишком близко, и даже поднял меч, чтобы защитить себя в крайнем случае. А когда те удалились, тупо уставился на лезвие клинка и две собачьих головы на крестовине. Ненавистный меч вселил в него ложную уверенность в своих силах и породил представление, будто он, Куртене, настоящий воин. Хотя он избегал любых конфликтов, а при виде крови его просто выворачивало наизнанку. Конечно, во всем виноват этот проклятый меч. Еще в раннем детстве он нанес ему глубокую рану, от которой на ладони так и остался шрам. Этот неприятный инцидент породил в сознании страх перед оружием, что постоянно вызывало у его учителей не только раздражение, но и откровенное презрение.
Куртене посмотрел на клинок и вспомнил, как тот соблазнил его своей красотой, когда он несколько месяцев назад достал его из-под кровати, стряхнул пыль и взвесил в руке. Уже тогда следовало сообразить, что меч не принесет ему ничего, кроме несчастья, и нужно было воспротивиться ложному позыву доказать на деле, будто он ошибался насчет своих страхов. Он снова затаился, когда неподалеку проскакал всадник на лошади, а в его боевой щит вонзилась туча острых стрел. Мэттью с трудом сдержал слезы и едва подавил желание отбросить подальше проклятый меч, без которого почувствует себя совершенно беззащитным. Вместо этого он свернулся тугим клубком и попытался представить холодные зеленые холмы родного графства Девоншир и умиротворяющее спокойствие родного дома.
И в тот момент, когда ему показалось, что английская армия уничтожена, враг стал отступать — сначала поодиночке, а потом скопом. Куртене вылез из своего укрытия, с трудом веря в собственную удачу. Он выжил, а англичане одержали убедительную победу над превосходящими силами противника! Его четверо друзей, с которыми он жил в одном лагере и сидел у одного костра в последние несколько месяцев, подошли к нему, усталые и окровавленные после ожесточенного боя. Первым был Элиас Эскил, красивое лицо которого сияло от дикой радости, а светлые волосы пропитались потом и грязью. За ним следовал Филипп Лимбери, самый старший из них. Утром он заявил, что плохо себя чувствует, но потом сражался с отвагой, какой Куртене и представить не мог. Позади Лимбери медленно шагал Джеффри Доул, все лицо которого было залито кровью. Куртене стало плохо, когда он увидел жуткие раны и почти полное отсутствие носа. Последним приблизился толстый и всегда веселый Уильям.
— Какая славная победа! — бодро воскликнул Эскил. — Такой день навсегда останется в истории, как и имена тех, кто храбро сражался в этой битве.
— В то время как имена тех, кто прятался в кустах, будут преданы забвению, — глухо проворчал Доул сквозь тряпку, которой прикрывал свое израненное лицо. — Нам нужна была твоя помощь, Куртене, а ты сбежал с поля боя и спрятался в кустах.
— О чем ты думал, парень? — строго спросил Лимбери, гневно сверкая глазами. — Из-за твоей трусости мы чуть было не погибли.
— А ведь в твоих руках такой замечательный меч, — добавил Уильям. Его обычно веселое лицо на этот раз было холодным и даже враждебным. — Ты разочаровал меня.
Они ушли прочь, а Куртене начал тихо всхлипывать, ощущая невыносимый стыд, сжигавший его изнутри, как смертельная рана. Спустя час он все еще плакал, когда позади послышались чьи-то тихие шаги. Куртене потянулся к мечу, но кто-то успел перехватить его, и в следующее мгновение он ощутил острую боль в спине между лопатками.
