Бартоломью молча наблюдал, как Хог вынул длинное лезвие меча из тела Лимбери, а потом помог ему уложить покойника на пол. Доул тем временем прочитал несколько молитв и попросил Уильяма присмотреть, чтобы тело отвезли в церковь. Однако Уильяма больше интересовал меч, чем бренные останки его бывшего владельца.
— Он великолепен! — восторженно выдохнул он и пару раз взмахнул мечом в воздухе. — Вы только посмотрите на эти элегантные собачьи головы и превосходную балансировку. Когда-то он принадлежал парню по имени Мэттью де Куртене из Даун-Сент-Мэри. Помните, как Лимбери нашел оружие возле его трупа после битвы при Пуатье? Мы тянули жребий, и меч достался Лимбери.
— И вы не вернули его семье Куртене? — удивленно спросил Бартоломью, которому показалось странным такое необычное поведение.
Уильям покачал головой:
— Нет, вместо него Лимбери послал им серебряную чашу. Такое замечательное оружие должно находиться в руках настоящего воина, а Куртене говорил, что все его родственники всегда были фермерами.
— Он слишком старый и тяжелый, — неодобрительно отозвался Доул, искоса наблюдая за упражнениями Уильяма. — К тому же мне очень не нравятся те сказки, которые Куртене рассказывал нам о его происхождении. По его словам, это оружие всегда приносило владельцу несчастья и позор. В особенности мне не нравилась история про офицера-коронера в Эксетере. Его повесили за преступление, которого он не совершал.
— Его не повесили, — уточнил Уильям, продолжая отражать мечом атаки воображаемого противника. — Куртене сказал, что хозяин этого парня спас его с помощью какой-то уловки. Ты же знаешь, какими умными и хитрыми могут быть эти коронеры.
— А потом приключилась эта жуткая истории в Венеции, — как ни в чем не бывало продолжал Доул. — Его бросили в море и снова извлекли на свет божий, чтобы он продолжал творить свои недобрые дела. Зловещая история. Куртене рассказывал мне, будто этот клинок обладает способностью летать по воздуху и вонзаться в того, кто ему не по нраву.
— Неужели? — проворчал Майкл. — Для кого-то в этом доме весьма удобная версия.
— Когда он был еще ребенком, меч поранил ему ладонь, — продолжал Доул. — Он показывал нам шрам от этой раны и говорил, будто меч появился неизвестно откуда и чуть было не отрезал ему большой палец. А также вспомнил какого-то слугу, который пытался украсть его, но упал с крыши во время побега и сломал себе шею.
— Так зачем же Куртене взял его с собой в Пуатье? — усомнился Бартоломью. — Если верить всем этим историям, он, вероятно, считал этот меч заколдованным.
— У него просто не было выбора! — воскликнул Уильям. — Все свои деньги он потратил на лошадь и доспехи, а на покупку другого меча ничего не осталось. Хотя он вполне мог сгустить краски и рассказывал эти байки, чтобы слуги думали, будто меч непременно принес несчастье, если они задумают украсть его.
— Нет, он все равно должен был оставить его в Девоншире, — сокрушенно покачал головой Доул. — Еще когда мы только встретились с ним, он говорил, что в этом оружии есть что-то странное.
— Думаю, все эти жуткие истории он придумал у нашего лагерного костра, чтобы хоть как-то развлечь нас, — насмешливо отмахнулся Уильям. — Ты меня удивляешь, Доул, своим легковерием к подобным сказкам, за которыми нет ни капли правды.
— Тогда почему удача отвернулась от Лимбери, едва он заполучил эту вещь? — продолжал настаивать Доул. — Его жена так и не смогла оставить ему наследника…
— Прошел только год, — рассмеялся Уильям. — Дай бедной женщине время!
— Его овцы погибли от бешеных собак, случился пожар в амбаре, — продолжал перечислять Доул, не обращая внимания на косые взгляды Джоан. — А Куртене говорил мне, что это оружие называют «проклятый меч» и только законченный дурак добровольно возьмет в руки клинок с таким жутким названием.
— Почему же вы все тянули жребий из-за него после битвы при Пуатье? — резонно спросил Бартоломью, ехидно поглядывая на друзей. — Что-то не похоже, чтобы вы не хотели обзавестись этим оружием.
— Суеверие годится только для хилых и немощных, — подытожил Уильям, глядя на меч и восхищенно улыбаясь. — А я не боюсь призраков, и Лимбери не боялся. Если бы в результате жребия он достался Доулу или даже Эскилу, они поспешили бы поскорее продать его. А я бы с удовольствием оставил у себя. Все эти сказки насчет проклятия — полная чушь, тем более выгравированная на нем надпись гласит, что это оружие чести и достоинства.
Бартоломью взял у него меч и взвесил в руке. Он не был воином, но не мог не признать, что вещь прекрасная. Затем он внимательно посмотрел на лезвие, где на сверкающей стали отчетливо выделялись слова: «Кто живет во лжи — губит свою душу, а кто сам лжет — губит свою честь». Вторую надпись он прочитать не мог, поскольку в этом месте лезвие покрывали пятна крови, но она, судя по всему, осуждала никчемных людей.
— Эта надпись предупреждает о недопустимости лжи, — сделал Майкл вольный перевод. — Человек, который не считается с правдой, теряет душу. И пусть это будет предупреждением всем, кто попытается увести в сторону наше расследование.
— Мы должны начать с самого начала, если хотим хоть как-то сократить список подозреваемых, который уже составила сестра Роуз, — сказал Бартоломью, осторожно кладя меч на стоявшую неподалеку скамейку. — Когда было принято решение отправить на охоту всех, кроме самого Лимбери?
Леди Джоан жестом приказала Хогу вытереть кровь со стула, на котором сидел Лимбери, затем уселась на него и немного поерзала, словно выбирая наиболее комфортное положение. Самодовольная ухмылка на ее лице говорила о полном удовлетворении.
— Это решение принял наш дорогой сэр Элиас прошлым вечером. Его всегда считали самым почетным и наиболее желанным гостем, поэтому муж не мог отказать ему в таком удовольствии.
— Ненавижу болтаться без дела, — пояснил Эскил, с опаской глядя на Уильяма, который взял со скамьи оружие и снова начал громко им восхищаться. — Человек, который добывает себе пищу для обеденного стола только на охоте, неизбежно теряет воинское мастерство. А мы не знаем, когда Черный Принц вновь позовет своих воинов в поход.
— Муж послал весточку в приорат, чтобы сестра Роуз могла принять участие в охоте, — продолжала Джоан. — Я не одобрила этот поступок. Такие люди, как сестра Роуз, должны как можно чаще стоять на коленях и замаливать грехи. Возможно, ей следует попросить отпущение грехов и за это убийство.
Роуз не удостоила ответом наглое обвинение, а Эскил, прекрасно понимая, что обе женщины пристально следят за его реакцией, постарался сохранить нейтральное выражение лица.
— Я немного умею обращаться с оружием, — скромно заметила Роуз, адресовав Эскилу очаровательную улыбку. — Мой отец был солдатом и всегда считал, что женщины должны защищать свою честь. — Она демонстративно проигнорировала насмешливое хихиканье Джоан. — Сэр Филипп был приятно удивлен моими талантами и всегда брал меня с собой на охоту, чтобы я могла обеспечить свежим мясом своих сестер в приорате.
