Харботтл вытащил обе полоски пергамента. Одна подтверждала подлинность реликвии. Второй документ, не такой древний, предупреждал о проклятии. Именно его читал покойный аббат Лич в роковой день, когда шкатулку доставили в Осни. Харботтл опустил крышку шкатулки розового дерева и передал ее третьему человеку. Тамплиер, Гийом де Божё, замялся на миг прежде, чем взять ее у аббата. Обладание шкатулкой означало для него завершение долгого и мучительного паломничества.
— Обещаю сохранить ее в целости и впредь не допускать, чтобы она причиняла кому-либо вред. Что начал мой предок, Майлз де Клермонт, то должен завершить я. Эта реликвия больше не вызовет смертей. — И тут тамплиер понял, каковы будут последствия его поступка. Он поднял глаза и наткнулся на печальный взгляд Харботтла. — А как же брат Ансельм?
Аббат покачал головой. Ансельм еще не умер, но смерть его неминуема, независимо от того, увезут реликвию из аббатства или нет. Конец уже недалек, и смерть будет мучительной. Столько смертей погубили его бессмертную душу.
Де Божё набрал полную грудь воздуха:
— Тогда пусть он будет последним, кто умрет из-за этого проклятия.
АКТ ТРЕТИЙ
Саут-Уитем, Линкольншир, июнь 1323 года
Вечерело. Грубая дверь заскрипела, цепляясь за утрамбованную землю. От внезапного порыва ветра затрепетало пламя дешевой свечи. Она сердито зашипела, и на стол посыпались искры.
Люк заглянул внутрь и с трудом подавил порыв отпрянуть, увидев глаза обитателя комнаты. В полумраке Люку показалось, что они налились кровью, словно старик Джоэл умер от удара. В них зловеще отражалось пламя. Брат Джоэл походил на демона, сидя на корточках в этой комнате, упираясь локтями в голые доски стола и пристально глядя на дверь.
Люк заставил себя перешагнуть через порог — весьма неохотно, ибо он знал о преступлениях этого человека.
— Бог в помощь, Люк.
Что ж, голос не изменился. По-прежнему властный, хрипловатый, как у человека, который провел всю свою жизнь, крича на других. Что он и делал, разумеется.
Под изношенной, в пятнах, рубашкой, когда-то белой, а теперь — грязно-серой, скрывалось старое тело с распухшими подагрическими суставами, казавшимися нелепыми на этих иссохших конечностях. Ему было лет шестьдесят-пять — шестьдесят-шесть, и все эти годы сняли свою дань. Отметины боли изрезали лоб и углы похожего на щель рта. Кожа задубела от долгих дней, проведенных в седле в Святой Земле, но он так исхудал, что сквозь задубевшую кожу просвечивали вены. Желчные пятна испещрили лицо и скрюченные руки. Скулы выступали, только подчеркивая общее впечатление костлявости.
Скоро он станет трупом. Только в глазах сохранились остатки живучести, бывшей когда-то главной чертой его характера, и в них до сих пор сверкал огонек безумия.
Когда Люк впервые встретил брата Джоэла, глаза у того были острые, как у сокола, но за последние четыре года они потеряли почти всю свою яркость. Вынужденный признать, что никогда не сумеет отомстить своим погибшим товарищам за то, что они уничтожили усилия всей его жизни, Джоэл не сохранил во взгляде мягкости. Собственные муки были одной частью его страданий, но еще мучительнее оказался провал мечты начать новый крестовый поход, чтобы освободить Святую Землю. Осталась лишь боль — и страх Джоэл, как и все остальные, знал, что умирает, и Люк не сомневался, что именно это знание превратило его в старика за считанные дни.
Люку следовало бы испытывать сочувствие, но сострадание стало редкостью в эти ужасные времена. Господь отрекся от них, и каждый должен сам заботиться о себе.
Свеча, маленькая и тонкая, сделанная из вонючего бараньего жира, горела медленно и неровно. Она освещала всего несколько футов вокруг, и Люку эта комната казалась адской. Все вокруг темно, а в центре комнаты дымящее вонючее пламя делает лицо монаха еще страшнее, чем Люк ожидал. Это могло быть лицом подвергшейся мучениям души.
— Ты пришел.
Люк кивнул и прокашлялся. Дурацкое замечание — это и так очевидно, верно?
— А с чего бы это? Просто потому, что старик, живущий на пенсию, попросил о помощи?
Люк ощутил вспышку раздражения.
— Если я тебе не нужен…
— Нужен. Подойди поближе.
— Просто скажи, чего ты хочешь, старик.
— Я хочу, чтобы ты подошел сюда, где я смогу тебя видеть.
Голос слабел. Дьявол не задержится в мире, сказал себе Люк. Следует уважать человека, подобного этому, который когда-то приказывал графам и лордам. Может, он и выглядит слабым, но все-таки имеет право на уважение. Может, он уже и умом тронулся. Люк ощутил мимолетную печаль при мысли, что Джоэла скоро не станет.
Неохотно он шагнул вперед.
— Ну?
Вперед метнулась рука, схватила грубую рясу и с силой подтянула Люка.
— Не смей обращаться со мной, как со слабоумным, мальчишка!
Люк онемел от потрясения. Этот человек на пороге смерти, а в его проклятых руках столько силы! От внезапности нападения у Люка закружилась голова, его замутило и едва не вырвало. Джоэл продолжал злобным шепотом:
— Можешь обгадиться сейчас, мальчишка, и можешь смеяться надо мной, когда я умру, но пока у тебя есть только я. А у меня — только ты!
Презрение подействовало, как яд, просочилось сквозь гордыню Люка и уничтожило ее. Он хотел защититься, но не смог.
— Отпусти меня!
— Заткнись! Ты знаешь, кто я такой?
— Кладбищенский Джоэл.
— А кем я был?
— Братом ордена.
— Да. Бедные солдаты Христа и Храма Соломона, — произнес Джоэл с мрачной выразительностью. Он закашлялся и судорожно согнул пальцы, вцепившиеся в рясу Люка. — Запомни это, мальчишка, если ценишь свою душу! И служи Ордену!
— Чего ты хочешь от меня, старик? — спросил Люк. В нем разгорался гнев, и он ехидно добавил: — Ордена больше не существует, ты не забыл? Папа объявил…
— Значит, мы отвечаем только перед Богом! — Джоэл свирепо посмотрел на него, но постепенно расслабился и отпустил Люка. Рука безжизненно упала на стол. — Но ты прав. У меня есть к тебе просьба.
— Что ты имеешь в виду?
Господи! — снова подумал Джоэл, глядя на парня и так хорошо осознавая неминуемый рок. Это слишком тяжелое дело для умирающего, но никуда не деться — он обязан выполнить этот последний долг. Он тамплиер, гордый воин-монах на службе у Господа, но он так слаб! И все же дело слишком важное, и оставлять его нерешенным нельзя.
Господи Иисусе, за что ты так с нами?
Джоэл опустил взгляд. Все, что они пытались делать — выполнять волю Божью на земле. Они не обращали внимания на капканы и политические махинации мирского мира, и это упущение уничтожило их. Многие уже мертвы, и он скоро присоединится к ним. И все-таки есть дело, которое он обязан завершить.
