— Да неужели? А где же тогда реликвия, если его не собирались убить и украсть то, чем он владел? Тебе очень хочется защитить этого священника, а мне это надоело.
— Ты злишься, потому что у тебя нет никаких свидетельств, — произнес Бартоломью, прекрасно понимая истинную причину гнева монаха. — И ты в смятении, потому что люди умирают, а ты не понимаешь, почему. И к Томасу это никакого отношения не имеет.
— Возможно, — устало ответил Майкл. — Но мне не нравится его связь со всеми тремя жертвами — Эндрю его бывший наставник; Урбан занял его место; с Уитни он обсуждал полемику вокруг Святой Крови.
— Не забудь о братьях Рауф, — напомнил Бартоломью. — Они, пусть и недолго, но владели реликвией, пока не отдали ее не тому Томасу. Эндрю, конечно, положил ее в шкатулку, чтобы уберечь их, но спорю на что хочешь, что они заглянули внутрь, прежде чем выполнили просьбу.
— И, возможно, трогали ее. И, может быть, нам следует поискать еще два трупа.
Бартоломью не был в этом так уверен.
— Их нет, но я не думаю, что они мертвы. Пока нет. Да, и нельзя забывать про Большого Томаса. Он тоже мог взглянуть на реликвию.
Майкл застонал.
— Нужно сегодня же сходить к нему и спросить. Нет, ты только посмотри на Томаса — стоит на коленях и так прилежно молится над юношей, который, возможно, был его последней жертвой. Я не верю, что он оказался здесь случайно, Мэтт. Честное слово, не верю.
Они пришли в монастырь доминиканцев, чтобы расспросить Большого Томаса о пропавшей реликвии, и к ним навстречу поспешно вышел приор Морден. Его эльфийское личико было искажено тревогой.
— Маленький Томас рассказал мне, что произошло сегодня утром, — начал приор, ломая руки и глядя на Майкла. — Все это просто ужасно, но я надеюсь, вы не думаете, что его убил доминиканец. Довольно много монахов — некоторые из них францисканцы, поэтому вы можете быть уверены, что они не будут лгать в нашу пользу — были вместе с Томасом, когда Урбан встретил свою смерть, значит он — не ваш преступник.
— Я хотел повидать не Томаса, а его тезку, — сказал Майкл.
— Он тоже не убивал Урбана, — тревожно пискнул Морден. — И вы не смеете публично обвинять его. Вы только представьте, как это будет выглядеть, если кого-то из нашего ордена обвинят в убийстве кармелита?
Майкл пожал плечами.
— Если он не совершил ничего дурного, ему не о чем беспокоиться. Где он?
— Плохо себя чувствует, — ответил Морден. — Он не смог сегодня утром пойти в церковь.
Бартоломью ощутил укол тревоги. Неужели проклятье Барзака уже совершает свое отвратительное колдовство над Большим Томасом? Или он просто позволяет слишком богатому воображению завладеть собой? Он уже столько раз услышал, что проклятье реально, что постепенно и сам начинал в это верить.
— Что с ним такое?
— Мы не знаем. Какое-то недомогание, возможно, из-за жары.
Без лишних слов Морден повел его к дормиторию, где спали монахи. Он был больше, чем тот, где спали послушники, и значительно приятнее. В большие окна струился свет, полы безупречно отполированы, стены без единого пятнышка, подоконники без паутины. Там было несколько монахов. Они сидели в дружеском молчании, кто читал, кто, стоя на коленях, предавался медитации. На ближайшем к двери соломенном тюфяке сидел Томас из Пэкса, погруженный в Псалтырь; он даже не поднял глаз, когда Морден торопливо прошел мимо него к дальнему концу комнаты, где лежал Большой Томас. Бартоломью подошел осторожно, понимая, что даже если в его силах вылечить недомогание, тот может все равно умереть: сознание обладало большой властью над телом.
— Вот доктор Бартоломью пришел, чтобы вылечить тебя, брат, — громко произнес Морден, словно считал, что болезнь влияет на слух. — Сядь, чтобы он мог тебя осмотреть и составить гороскоп твоего выздоровления.
— Нет! — выкрикнул Большой Томас, и несколько человек подскочили. — Пусть уходит!
— Почему? — испуганно спросил Морден. — Он здесь, чтобы помочь тебе.
— Он не может! — крикнул Томас. — Никто не сможет. Уходите!
Значит, проклятие реликвии опять действует, печально подумал Бартоломью. Томас умрет просто потому, что верит: никто на земле ему не поможет. И простой доктор ничего не способен сделать, чтобы это предотвратить.
— Ты выглядишь совсем неплохо, — сказал Морден, прищурившись. — А правду ли ты говоришь? Или ты придумал болезнь, чтобы остаться в постели?
Большой Томас отвел глаза в сторону.
— Нет, — сказал он, натягивая одеяло до подбородка.
— Может быть, нам можно поговорить наедине? — спросил Бартоломью. — Консультация с врачом — дело очень личное, и обычно я не провожу осмотр на публике.
— Очень хорошо, — согласился Морден, не обращая внимания на яростные протесты Томаса, и отошел вместе с Майклом в другой конец комнаты. Монах смотрел хмуро, не желая уходить. Однако его раздражение длилось недолго.
Маленького Томаса отвлекли от чтения вопли его тезки, и монах пошел к нему, чтобы задать еще несколько вопросов о том, чем он занимался, когда Урбан встретился со своей неприятной смертью.
— Ты не болен, — заявил Бартоломью уродливому монаху. — Поэтому ты и сказал, что тебе никто не поможет — ты не нуждаешься в лечении. Приор Морден прав: ты притворился больным, потому что хотел остаться сегодня здесь. Зачем?
Томас потер лицо мозолистыми руками.
— Будь проклят приор Морден! Для чего ему потребовалось приводить мне доктора, хотя я сказал, что мне нужен просто отдых и хорошая еда? Это несправедливо! Он не навязывает доктора другим братьям, когда они решают устроить себе выходной от работы!
— Ты притворяешься больным, потому что не хочешь трудиться?
— Дежурство у ворот, — с горечью объяснил Томас. — Я его ненавижу. Почему они не используют меня, как кровельщика, ведь я в этом искусен? Видели, в каком состоянии здесь крыша? Ей отчаянно требуется ремонт. — Он вздохнул. — Теперь вы скажете ему, что я притворщик, и меня в наказание заставят весь следующий месяц дежурить у ворот.
— Я ему не скажу — но только в том случае, если ты ответишь на мои вопросы, — пообещал Бартоломью. — Недавно Кип Рауф принес тебе шкатулку.
— Он сказал, что в ней реликвия — дар от кармелитов, — ответил Большой Томас, изо всех сил стараясь быть полезным, и вдруг нахмурился. — Вообще это странно, потому что я знать не знаю этого кармелита. Никто никогда не приносит мне подарков, и, по правде говоря, этот мне не понравился.
— Ты ее открывал? Чтобы посмотреть, что внутри?
— Я уже собирался, однако поговорил с Томасом, и он упомянул реликвию, которая якобы убивает каждого, кто к ней прикоснется. Он сказал, что она пропала, и я решил быть осторожнее и разрешить открыть ее кому-нибудь другому.
— Кому? — взволнованно спросил Бартоломью. — Может, вместо тебя посмотрел Томас?
