Книга Ученица Калиостро, страница 27. Автор книги Далия Трускиновская

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ученица Калиостро»

Cтраница 27

Гриндель знал характер Паррота — тот не просто соблюдал некие принципы, но словно бы сам был их олицетворением, и если бы выбирать человека, чтобы доверить ему обязанности своей строгой и неумолимой совести, то Георг Фридрих Паррот очень к этой должности подходил. Давид Иероним желал, чтобы старший товарищ уважал его, но, с другой стороны, герр Крылов никогда и ничего не рассказывал про Сибирь, так что молодой химик даже растерялся: кому верить?

Он хотел, чтобы все его друзья между собой ладили, но тут возникло противостояние, и он не знал, как поступить. Герр Крылов был ему очень симпатичен своей начитанностью, любознательностью, интересом к немецкой литературе. Однако Паррот, как ему казалось, никогда в людях не ошибался.

— С удовольствием принимаю ваше приглашение, — сказал наконец Давид Иероним, решив, что Парроту не скажет ни слова.

К тому же, обед можно отложить до того дня, когда Георг Фридрих уедет наконец в свой Дерпт. И остаться другом обоих — сурового и добродетельного Паррота, забавного и талантливого герра Крылова.

Маликульмульк все эти душевные страдания видел, понимал и в глубине души ухмылялся: даже если Давид Иероним отправится с ним обедать без профессора Дерптского университета, тем лучше.

Из аптеки Слона он пошел к герру Липке читать вслух Шиллера, а через час, взяв на Ратушной площади извозчика, покатил на Романовку. Ему хотелось найти Маврушку, и в то же время на душе кошки скребли. Он вспомнил, что Маврушка получила от графини де Гаше дорогие сережки за то, чтобы уговорить Анну Дивову пойти к графине в услужение. Хотя он понимал, что в Риге проще найти двухголовую женщину, чем женщину без сережек, но все же, все же…

Он уже пересек эспланаду, когда понял, что затеял глупость. Если начальник губернаторской канцелярии на ночь глядя притащится в дом к Морозовым спрашивать о горничной, а эта горничная и впрямь мертва, об этом очень скоро станет известно князю Голицыну. И как прикажете объяснять ему сию проказу? Маликульмульк приказал извозчику поворачивать назад и вернулся в Рижский замок очень недовольный. А там, извольте радоваться, княгиня к себе кличет! Уже всюду гонцов разослала — и в башню, и в «Петербург». Княгине хочется поговорить о жутком событии, а потом послушать музыку и обсудить домашний спектакль, для которого Маликульмульк обещался написать пресмешную пиеску.

— Чтобы ее написать, мне сперва надобно убедиться, что ее главный герой в нужную минуту не оплошает, — сказал Маликульмульк и вызвал море вопросов: что за герой, молод ли, хорош ли собой?

Он отшучивался, не желая говорить раньше времени, что это — большой французский пирог.

Когда княгиня милостиво отпустила его, он уже знал, что, выждав немного времени, проберется на конюшню к Терентию. Тот наверняка знал о трупе больше, чем рассказал.

Можно было ждать в гостиной, но ему хотелось курить. Княгиня не допустила бы такого безобразия в своих апартаментах, и он, взяв свечу, пошел в башню. Ко всему привыкаешь — и витая лестница, которая сперва сильно его раздражала, была преодолена всего лишь с одной остановкой.

У самого порога сидел на ступеньках угрюмый Терентий. Увидев свет, он встрепенулся, и когда лицо Косолапого Жанно обозначилось внизу, неторопливо встал.

— Заходи, братец, — сказал ему Косолапый Жанно, невольно подражая князю.

— Опять у вас непорядок, — отвечал Терентий, войдя в комнату. — Где тут моя тряпка?

Косолапый Жанно и не знал, что у Терентия в его жилище своя тряпка завелась. А кучер имел в виду кусок древнего холщового полотенца, который притащил вместе с попонами, чтобы плотно заткнуть оконные щели. Холстина не понадобилась, и сейчас он ее отыскал, чтобы смести с подоконника трубочный пепел.

В своей конурке Терентий грязи не разводил, но и за каждой пылинкой не гонялся. А вот жилище недоросля должно было блистать, ибо конура при конюшне — своя и не своя одновременно, проще сказать, господская, а комната Косолапого Жанно принадлежала Терентию вместе с ее безалаберным хозяином.

Обнаружив свое сооружение из попон в растребушенном виде, он и обиделся, и рассердился. Рассердился даже более основательно, чем обиделся: то, что не оценили его трудов, мелочь; не мелочь то, что во владениях устроили кавардак!

Но Терентий ничего не сказал Косолапому Жанно и молча восстановил правильное положение попон, не обращая внимания на вопросы о найденном в карете мертвом теле. Всем видом он показывал: он, Терентий, здесь главный, и пока не сделает важное дело, к нему лучше не обращаться.

Маликульмульк этих тонкостей и оттенков не понял. Он достал и раскурил трубку, полагая, что рано или поздно Терентий прекратит возню с попонами и ответит на вопросы.

Наконец кучер кончил демонстративное, почти ритуальное сооружение тряпичного алтаря на подоконнике. Повернувшись к Косолапому Жанно лицом, а не откляченным задом, он тяжко вздохнул и приступил к заранее обдуманной речи.

— Вот так-то оно бывает, — скорбно сказал Терентий, — когда не спросясь, не подумавши… А оно вон как! И хорошо, что добрые люди на свете есть! И в обиду не дадут! А то что было бы? Их сиятельство тут-то бы и разгневались! А из-за чего? Дурь одна и блажь! Как будто ничего получше не нашлось! Да нашлось бы! Смиренную сироту надобно! А не то чтобы бог весть что!

Сам Терентий свою речь отлично понимал. А вот Косолапый Жанно и Маликульмульк были сильно озадачены. Но Косолапый Жанно вообще не придавал большого значения маневрам Терентия. Хочется ему хозяйничать в башне — ну и на здоровье. А вот Маликульмульк, предоставив Косолапому Жанно пыхтеть трубочкой, вернулся к волновавшим его вопросам. И спросил напрямик:

— Скажи-ка честно, друг мой, ты ту женщину, что была найдена в экипаже, узнал?

— Да как не признать… Да только я молчал, Христом Богом — молчал! Как рыба! Разве ж я мог сказать?!

— А что вышло бы, когда бы сказал? — удивился Маликульмульк, полагая, что за случайное знакомство никто бы Терентия особо ругать не стал.

— Как это, что вышло бы? Да то бы и вышло! — и тут Терентий запричитал, всем видом являя укор неблагодарному недорослю: — Да я ли не забочусь? Да я ли не стараюсь? Как же я мог сказать, кто эта баба? Да вашу милость тут же в часть сволокли бы! И не поглядели, что канцелярский начальник!

— Я-то тут при чем? — спросил Маликульмульк.

— Так не я ж на ней жениться собрался-то! На Маврушке этой! Да на черта она мне сдалась, Царствие ей Небесное!

— По-твоему, я на ней жениться собирался?

— А то кто ж?! Я вашу милость отговаривал, а вы — ни в какую! Женюсь, мол, на зазнобе! А ей ведь грош цена была, Царствие ей Небесное!

Маликульмульк громко расхохотался. Это была такая сцена для комедии, что лучше не придумаешь. Молиер, Бомарше и Скаррон скончались бы от зависти.

Он-то хохотал, а широкая щекастая физиономия Терентия окаменела. Кучер пребывал в изумлении — недоросль спятил! Спятил — и это такой ущерб для собственности, что хуже не придумать. Того гляди, начнет прятаться от света, как бедненький Николенька. Про беду, постигшую княжеского сына, Терентий, конечно, знал и очень мальчика жалел, почти так же, как Косолапого Жанно, только немного больше. В сущности, он и Маврушку жалел — но, когда пришлось выбирать между жалостью к покойнице и жалостью к начальнику канцелярии, он не колебался.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация