— Что это значит, Георг Фридрих? — жалобно спросил герр Струве. — Разве я хоть кому-то в жизни причинил зло? Я взял в ученики Давида Иеронима, хотя все наши были против… я принял в дом этого Теодора Пауля, когда он пришел в Ригу без гроша за душой… Кого и когда я обидел, объясните мне!..
Паррот молча смотрел на Давида Иеронима. Тот опустил глаза.
— Вы никого не обидели, — сказал наконец Паррот. — Карл Готлиб, сходи и посмотри, на месте ли вещи Теодора Пауля.
Передав Гринделю стакан, мальчик побежал к двери, скрылся — и быстро проскрипели на разные голоса ступеньки.
— Я ничего не понимаю… — прошептал аптекарь.
— Выпейте, успокойтесь, — заговорил Давид Иероним. — Прошу вас, учитель…
Паррот снял шубу и с немалым трудом сложил ее, чтобы повесить на спинку стула, отчего стул едва не опрокинулся.
— Я всегда хорошо относился к Теодору Паулю, — сказал он. — Я ведь сам предложил ему летом перейти в Дерпт, я бы там присмотрел за ним… Если он позволил себя подкупить, то причина была весомая. Что вы о нем знаете, кроме того, что он пришел откуда-то из Баварии?
— Он принес рекомендательные письма и дипломы…
— Они у вас, герр Струве?
Старик задумался.
— Нужно посмотреть дома, — неуверенно сказал он. — Или… Наверху у меня есть секретер, где я держу старые тетради, ты знаешь, Давид Иероним… может быть, там?..
— И все время, что он жил у вас, он был примерным подмастерьем?
— Да, конечно. Он же хотел получить от меня наилучшие рекомендации! Мое слово в нашем цеху еще немало значит, Георг Фридрих!
Маликульмульк вздохнул с облегчением — сбылось! Паррот вернулся — и сумеет во всем разобраться!
— Крылов, вы ведь ожидали чего-то подобного? — спросил Паррот.
— Да, и поэтому мы с Давидом Иеронимом уговорились, чтобы он присмотрел за герром Струве.
— Вы знали, что мне грозит опасность? — удивился аптекарь. — Что же вы меня не предупредили?
Маликульмульк и Гриндель переглянулись. Оба осознали свою глупость, которая чуть не довела до беды.
— Мы не хотели вас беспокоить, — сказал наконец Гриндель.
— Меня беспокоить? Давид Иероним, да вы с ума сошли! Я ведь чуть ли не до тридцати лет был бродячим подмастерьем! — гордо заявил герр Струве. — Я в таких передрягах побывал, что вам и не снилось! Кто вы? Вы — матушкин сыночек, балованное дитя! Вам не приходилось отбиваться палкой от троих грабителей!..
— У вас больное сердце!
— Но голова еще в порядке!
Паррот рассмеялся. Усмехнулся и Маликульмульк — аптекарь пришел в себя окончательно, да еще рвался в бой.
— Все обошлось, герр Струве, все обошлось! — сказал Паррот. — Мои друзья сделали глупость, но даже если бы они сказали вам, что боятся за вас — это ведь не изменило бы вашего отношения к Теодору Паулю…
— А отчего это вдруг наши друзья Иоганн Крылов и Давид Иероним Гриндель вдруг за меня испугались? — герр Струве оглядел поочередно всех троих, Маликульмульку, Гринделя и Паррота. — А ну-ка рассказывайте, молодые люди, что случилось? Моя драгоценная супруга тоже что-то притихла — я думал, она потратила хозяйственные деньги на какие-то ленточки, но, похоже, дело серьезное. Ну, говорите! Ну?
Маликульмульк и Гриндель разом посмотрели на Паррота.
— Придется мне, — он покачал головой. — Хотя я и знаю про это горе только из письма Давида Иеронима, да еще несколько слов сказал мне герр Крылов. Герр Струве, несколько дней назад ваш добрый приятель герр Илиш умер…
— Умер?!
— Ну вот, я же говорил! — воскликнул Гриндель.
— Но и молчать об этом до скончания времен тоже нельзя! — отвечал Паррот. — Рано или поздно…
— Да, да… — пробормотал аптекарь. — Да, рано или поздно… вам этого не понять… Что с ним было? Если вы боялись за меня, значит… его отравили?..
— Да, герр Струве, — сказал Паррот. — Точно так же, как пытались отравить вас, — синильной кислотой. И на следующий день после того, как вы рассказывали Крылову историю с рецептом белого рижского бальзама. Мне даже кажется, что при этом присутствовал Теодор Пауль.
— А как же без него? — удивился аптекарь. — Гриндель занят опытами, должен же кто-то мне помогать. Но я рассказал немного, вот Илиш… бедный мой Илиш… тот знал больше, я так и сказал герру Крылову…
Паррот и Маликульмульк переглянулись — похоже, именно этими словами герр Струве погубил своего давнего товарища.
— Хорошо. Не будем сейчас говорить о тех давних делах, — милосердно решил Паррот. — Давайте-ка лучше подумаем, кто мог нанять Теодора Пауля. Давно ли он работает у вас? По-моему, летом он уже был здесь.
— Да, он пришел пешком в июле или в августе, — подумав, ответил аптекарь. — И я поселил его прямо тут, над складом. Решил, что это будет удобнее всего — ему не придется бегать по городу, он будет все время занят делом, а лекарства, если нужно, отнесет Карл Готлиб.
— Но он не сидел целыми днями в аптеке, он куда-то выходил, — продолжал Паррот. — Он знакомился с людьми, у него завелись тут приятели. Карл Готлиб, ты в учениках уже по меньшей мере четыре года, ты знаешь, где бывают аптекарские подмастерья!
— Герр Паррот, они бывают в «Золотой кружке», «У черного петуха», в трактире Хеннинга… Но Теодор Пауль редко там бывал, он очень мало пьет.
— Но ведь с кем-то из своих товарищей по ремеслу он подружился? Кого-то он навещал? Или к нему сюда кто-то ведь заглядывал!
Карл Готлиб задумался.
— Давид Иероним, ты ничего не заметил? — спросил Паррот.
— Я за ним не следил. Кто-то с черного хода вызывал его, но кто — я понятия не имею!
— Ты, Людвиг Христиан? Да поставь ступку, никто ее не украдет!
— Подойди, — велел ученику герр Струве. — Ты больше сошелся с Теодором Паулем, чем Карл Готлиб. Что он тебе рассказывал о своих знакомствах?
— Он ходил в гости к Иоганну Швабе.
— Что за Иоганн Швабе? — спросил Паррот.
— Он служит подмастерьем у портного, Вейнарта.
— Отлично! — сказал Гриндель. — Я знаю этого Швабе. Мастером ему не стать никогда, он из бедной семьи. Так и помрет, бедняга, в подмастерьях…
— Если останется в Риге, а не переберется в столицу, — перебил Паррот. — Здесь он никому ничего своим упорством не докажет.
— Я тоже так считаю, — подал голос герр Струве. — Молодые люди, кто-то должен пойти к этому Швабе. Я дам денег, заплатите ему, пусть все расскажет…
— Не надо. Он расскажет и без денег, — заявил Паррот. — Что за мир! Он должен рассказать то, что знает об отравителе, просто потому, что всякий человек имеет в душе нравственное чувство и потребность в справедливости. Платить за это — значит развращать людей.
