Правда, и сегодня он «принимал» только по рекомендациям «серьезных и надежных людей». Петя же пару раз оказывал Александру Петровичу разные услуги, связанные с поисками недобросовестных клиентов, и поэтому на встречную просьбу о помощи старик с готовностью ответил согласием.
Он долго вертел кольцо в руках, рассматривая его вначале через ювелирный монокль, потом под большой лупой, вздыхал, кряхтел, отдувался, потом принялся изучать через специальный увеличительный окуляр, вставленный прямо в глазную щель. Он что-то едва слышно бормотал под нос, кажется, напевал какую-то пионерскую песенку вроде: «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионэры — дети рабочих»… Во всяком случае, слово «пионэры», именно так — «пионэры», слышалось довольно отчетливо…
Наконец, закончив осмотр, он потер маленькие сухонькие ладошки и, плотоядно улыбнувшись, протянул:
— Ну, что я вам могу сказать, мой юный друг?! Вещица эта довольно ценная!.. Стоит немалых денег! Я не спрашиваю, откуда она у вас… Но с таким кольцом надо обращаться весьма и весьма осторожно… Не болтать! На меня-то вы можете положиться! Я — могила! А с другими — тссс!
И он, хитро улыбаясь, приложил маленький, чуть искривленный возрастом и покрытый темными пигментными пятнами палец к толстым бледно-розовым губам.
— Позвольте мне, старику, полюбопытствовать, извините великодушно за мою нескромность, как намереваетесь распорядиться сим сокровищем, мой юный друг? А уж в том, что это — настоящее сокровище, можете мне, старому еврею-ювелиру, поверить!
— Честно говоря, дорогой Александр Петрович, еще по-настоящему над этой проблемой не задумывался. Но сразу же отвечу на другой ваш вопрос. Получил я его вполне законно, в наследство от умершей престарелой тетки по завещанию, заверенному у нотариуса.
— Ну что вы, что вы, мой юный друг! Зачем же так официально, вы же не в милиции! Мне и в голову не могла прийти мысль о том, что вы замешаны в чем-то неблаговидном… — поспешно и картинно запротестовал старик, вскинув сухонькие, по-птичьи тоненькие ручки, — просто, знаете ли, мы с вами живем в такое время! Эх, в такое ужасное время! То есть я ничего не хочу сказать, бывали времена и похуже! — немного запутавшись, он с безнадежным видом махнул рукой и добавил: — Однако ж верно заметил поэт: «Времена не выбирают, в них живут и умирают!» — Александр Петрович расчувствовался и замолчал. Из его левого, слегка прищуренного глаза скатилась прозрачная старческая слезинка да так и застыла на подбородке, словно приклеилась.
— Я вам абсолютно доверяю, — перехватив инициативу у умолкнувшего ювелира, проговорил Петр, — раз вы считаете, что кольцо подлинное и дорогое, значит, так оно и есть. Мне такое украшение, разумеется, ни к чему, а вот в деньгах я в настоящее время, как и все порядочные люди, нуждаюсь, и даже очень. Поэтому думаю, мне надо его как-то продать. Не поможете ли мне в этом деле, любезный Александр Петрович? — довольно витиевато, невольно подражая «высокому штилю» старика, пробасил Петр. — Может, вы сами у меня его купите?
— Ну что вы, батенька, помилуйте! — в притворном отчаянии заломил сухонькие ручонки старый еврей, — откуда же у меня такие бабки, как сейчас молодые выражаются?!
— Молодые говорят «бабло», — машинально поправил его Петр, — но не в этом дело. Может быть, вы кому-нибудь еще его предложите? Так сказать, порекомендуете? Вы ведь наверняка знакомы с людьми, которым подобное украшение вполне по карману!
— Да, меня, старика, еще помнят, — горделиво расправил узкие плечи ювелир, — кое-какие связи сохранились, могу попытаться. Но ведь им надо показать украшение? Как нам быть?
— Без проблем, — решительно заявил Петр. — Я вам его оставлю, и вы его покажете нужным людям. Идет? Разумеется, ваши комиссионные — десять процентов. По рукам?
— Идет-то, идет! Даже очень идет! И мне очень лестно, мой юный друг, что вы мне так безмерно доверяете. Я дам расписку и сейчас принесу залог. — С этими словами старик бесшумно выскользнул в соседнюю комнату, плотно притворив за собой дверь.
Вернулся он минут через пять с листом бумаги и небольшим свертком в полиэтиленовом пакете.
— Смотрите сюда, — он поднес пакет к носу Петра и раскрыл его. — Тут три пачки долларов по десять тысяч каждая. В заводской, так сказать, упаковочке. Можете не пересчитывать. Всё в ажуре. И вот расписка. Но и от вас, не сочтите за труд, расписочка требуется на эти денежки!..
Петр написал расписку и отдал ее старику. Обменявшись еще несколькими вежливыми, ничего незначащими фразами, они, довольные друг другом, расстались.
Глава девятая
Стояла теплая сухая осень. В такое время Будапешт был особенно хорош. Еще теплые солнечные лучи пронизывали хрупкую сероватую дымку над городом, словно подсвечивая его изнутри. Прямую широкую стальную гладь Дуная перехватывали, словно гигантские пряжки, красивые мосты причудливых очертаний. Королевская Крепость в холмистой Буде с возвышающимся над ней Собором короля Матиаша, серое гигантское неоготическое здание Парламента на другом берегу, зеленый остров Маргит, разделяющий реку на два рукава, — все безмятежно купалось в лучах осеннего солнца. Война еще не подошла к венгерской столице, хотя дыхание ее уже ощущалось. Обилие военных на улицах, затемнение по ночам, мрачноватые лица прохожих…
Капитан Красной Армии разведчик Степан Иноверцев, по документам старший лейтенант венгерской армии, пехотинец Иштван Ковач, шел на конспиративную квартиру, находящуюся где-то за церковью на площади Кальвина. Связной предупредил его, что в доме живет реформатский священник — представитель Венгерского фронта. «Ему можно доверять, проверенный человек!»
По данным советской разведки, полученным от пленных венгров и разведчиков-нелегалов, в эту антифашистскую организацию, созданную в 1944 году, вошли представители нескольких левых партий: социал-демократов, коммунистов, партии мелких хозяев и разрозненные группы антинемецки настроенных офицеров-патриотов, которые хотели, чтобы Венгрия как можно быстрее вышла из войны на стороне Гитлера. Ради этого они были готовы на все.
Степан знал и о том, что сам правитель Венгрии — сухопутный адмирал Хорти (звание это он получил во времена Австро-Венгрии, у которой был выход к морю и собственный флот) установил контакты с Советским Верховным Командованием, начав сепаратные переговоры еще в самом начале 1944 года, но ему помешали немцы. 19 марта они оккупировали территорию страны — своей союзницы, чтобы не допустить «предательства» со стороны своего «верного» вассала…
И хотя документы Степану сделали отменные, он все же немного волновался — по-венгерски он говорил с сильным акцентом. Разумеется, командование об этом подумало. По легенде, родом он был из русинов. Но одно дело, когда его пять раз перебрасывали в Карпатах через линию фронта в форме венгерского солдата с диверсионными целями и для сбора разведданных, и другое — разгуливать в форме венгерского офицера по улицам Будапешта, устанавливать контакты с антифашистами-подпольщиками и обеспечивать переход на нашу сторону старшего офицера Венгерского Генштаба, направляющегося в Москву с какой-то особой сверхсекретной миссией, о которой Степану даже и не полагается знать.
