— Да вот цацку вам принес красивую с большим камушком, — степенно проговорил Пегий, достав из кармана кольцо с огромным рубином, заигравшим на свету всеми гранями.
— Хороша вещица, — не скрывая восхищения, заметил старик. — И что же ты с ней собираешься делать?
— Бабки мне требуются, Никанорыч! — смиренно произнес Пегий.
— Бабки, они завсегда всем нужны!
— Окажи содействие, Никанорыч! Купи цацку!
— Купить?! Да зачем она мне, старику, нужна? Мне ее дарить некому! Старуха моя давно померла. Молодые мне уже не нужны. Здоровье не то.
— Переуступишь кому-нибудь.
— И сколько же ты за нее просишь?
— Два куска зеленых.
— Стало быть, двадцать тысяч. Немало.
— Никанорыч, да один камень больше тянет, мне просто бабки позарез нужны! Глаз надо лечить! Поранился я!
Столковались на пятнадцати тысячах. Пегий был очень доволен. Конечно, он знал, что отдает рубин за гроши, но уж очень хотел от него избавиться и зелеными разжиться.
На следующий день Никанорыч встретился в ресторане «Фортуна» с Юрием Тимофеевичем. Старый вор в законе тоже почувствовал, что рубин этот огромный ему будет не в кайф. Уступил он его за сто двадцать тысяч… А Юрий Тимофеевич Белугов толкнул «рубинчик» за две сотни тысяч «зеленых» одному банкиру-олигарху…
Константин Петрович Зверев, как и многие российские олигархи первой волны, сколотил состояние на близости к «трубе». Вместе со своим банком он обслуживал естественного газового монополиста — «Газпром».
Но, разумеется, для начала Зверев оказался в очень нужном месте — в Париже, тогда еще в советском посольстве, в очень нужное время — в самом конце бурных восьмидесятых. Окончив МГИМО и проработав в посольстве в аппарате советника по экономике целых четыре года, занимаясь при этом больше всего финансовой системой Франции, он завел неплохие связи с французскими бизнесменами и банкирами. Поэтому, когда потребовалось, сумел оказать неоценимые по тем временам услуги товарищам, распоряжавшимся государственными и партийными деньгами. Они ведь сами в то время даже счета в швейцарских банках открывать не умели, а Зверев прекрасно знал, как это делается, чтобы, как говорится, комар носа не подточил. Словом, политэкономию капитализма Зверев изучил изнутри, в отличие от старших московских партнеров, смутно в то время представлявших даже, что такое СКВ, свободно-конвертируемая валюта.
Вернувшись в Москву, Константин, тогда еще Костя, поначалу поработал на разных совместных предприятиях, на инофирмах, потом вместе с новыми друзьями создал консалтинговую компанию, а через год с группой товарищей — банк «Первый Интернациональный». Слово «интернациональный» в названии банка товарищи считали данью своему недавнему партийному прошлому и частенько напевали на известный мотив: «С Интернациональным воспрянет род лихой…» И действительно, именно лихие люди и воспряли тогда на развалинах СССР. Поднялись, расцвели пышным цветом и по сей день процветают, а среди них и бывший товарищ, а ныне самый что ни на есть господин, месье Зверев.
Поди теперь докажи, что в банке крутились бюджетные, государственные средства! Что отмывались чьи-то неправедно нажитые миллионы. Что сами у себя газ (через «дочки» — дочерние фирмы) покупали опять же на государственные деньги, а потом продавали его втридорога тому же родному государству или, иной раз, соседнему, где тамошние туземные лидеры были до денег еще более жадными. Как получали огромные беспроцентные кредиты через друзей в правительстве… Да много чего было в те лихие времена. Но они уже канули в Лету…
Теперь, спустя пятнадцать лет после падения советской империи, Константин Петрович Зверев стал человеком респектабельным, уважаемым банкиром, миллиардером, сенатором, то бишь членом Совета Федерации.
Из стройного, с голодным блеском, жадного до денег симпатичного юноши он, заматерев, превратился в почтенного полноватого господина в очках с золотой оправой, обслуживаемого целым сонмом слуг и клевретов. Он с важностью сановного человека, причастного к государственным тайнам, вершил теперь человеческие судьбы и даже отчасти политику огромного государства. Часто выступал по телевидению в программах по проблемам финансов и «законотворчества в области национальной банковской системы». В его приемной, прямо по Гоголю, весь день жужжали и генералы, и вице-губернаторы, и члены Государственной Думы. В свое время он дал деньги на переизбрание больного первого президента России, а поэтому в знак благодарности пару лет даже проработал министром… Журнал «Форбс» теперь печатал его фамилию во втором десятке российских миллиардеров. Шутка ли!
Кольцо с огромным рубином Константин Петрович приобрел не для себя, а для своей молоденькой любовницы — Натальи, в недавнем прошлом стриптизерши, а ныне студентки ГИТИСа.
— Будет в чем в Париже покрасоваться! Не все у Бушеронов и Картье покупать! — пробасил он, вручая тонкой длинноногой блондинке дорогой презент. С некоторых пор Зверев стал настоящим патриотом, всячески стараясь подчеркнуть свою русскость, и если и покупал что-нибудь импортное, то по крайней мере старался делать покупки себе и близким в бутиках первопрестольной.
Они собирались две недели провести в окрестностях Парижа в замке, прикупленном «Первым Интернациональным» «для представительства и встреч с нужными и интересными людьми». Наталья уже предвкушала походы по парижским магазинчикам и обеды в отеле «Ритц».
— Костя, ты такой милый! Милый и щедрый! — проворковала она, обнимая и нежно целуя своего олигарха с намеком на более серьезную «благодарность». Раскочегарить ей Константина Петровича удалось не сразу — уж очень его мозг был занят государственными заботами и финансовыми сделками, но в конце концов дело увенчалось относительным успехом, хотя и не для партнерши…
Впрочем, Наталья была девушкой непривередливой и привычной ко всему. За свои неполные девятнадцать она прошла огонь, воду и медные трубы. Мужики, тем более такие старые, интересовали ее меньше, чем деньги.
Костя, понятное дело, захрапел после любовных утех, а Наталья принялась изучать подарок. Рубин весело играл на свету всеми своими гранями, словно язычок пламени.
В Париже парочка остановилась на пару дней в уже ставшем им вторым домом «люксе» отеля «Крийон» и привычно пробежалась по дорогим магазинам и ресторанам. Повсюду Наташа носила на указательном пальце правой руки золотое кольцо с огромным рубином. Камень замечали, он пользовался успехом, Наталья частенько ловила на нем завистливые взгляды богатых парижанок и «разных прочих шлюшек», как она выражалась. Одно ее огорчало: рубин как-то потемнел, из веселого ярко-красного став тусклым и зловеще-багровым.
В замке все было как всегда, ничего оригинального. На богатые халявные приемы, которые устраивал Зверев, как мухи на мед, слетались и актеры, и музыканты, и думцы, и бизнесмены, и разного рода шлюхи и шлюшки — словом, весь московский «бомонд». Когда-то, года два назад, Наталье было интересно болтать со всей этой шоблой, изображавшей модных богатых прожигателей жизни, теперь же все приелось и не радовало.
