— Например?
— Ты не та, за которую себя выдаешь.
— Выдаешь?
— Показываешь. Рассказываешь. У тебя другая профессия, а ты мне ничего об этом не сообщила!
— Петья, дорогой! Ты же — настоящий ум. Сам все понимать.
— Что ж именно? Скажи!
— Да, я работал полиция! Когда-то…
— В тайной полиции! Не так ли?
— Нет, не тайный! В специальный!
— В таких службах трудятся, как всем известно, всю жизнь! О них нельзя говорить — «работала».
— Я же говорить, что ты — ум!
— Да нет, я непроходимо глуп! Меня окружают сплошные чекисты, тайные службы, а я веду себя как дурак! Всем доверяю!
— Нет дурак, ты есть мой милый хороший дурачок!
— Не смешно, во всяком случае, мне совсем не смешно!
— И не надо смеяться! Все есть хорошо. Рубин опять твой!
— Не в одном рубине счастье!
— А в чем она есть?
— Например, в любви…
— Так я тебя любить, мой милый дурачок!
— Правда?
— Конечно, правда, — и с этими словами Елена быстро поцеловала Петра в щеку, стараясь не отрываться от руля.
— Смотри на дорогу, — не поддался на ласку Петр.
— Я смотреть, смотреть. Но тебя любить. Всегда!
«Пежо» стрелой мчался по скоростной автостраде.
— И куда же мы теперь путь держим? — прервал затянувшуюся паузу Петр. — К тебе домой?
— Так, конечно, домой. Пока, — с готовностью откликнулась Елена.
— Нам ведь там долго оставаться нельзя! Этот Кристофер, или как его там, мечтает о реванше. Он непременно будет нас искать!
— Это так, Петья. Мы жить на другой квартире!
— На вашей конспиративной?
— В квартира моих друзей!
— Друзей? Или боевых товарищей? Коллег по спецслужбе?
— Это хорошая квартира, хороший округ, — твердо, чуть обиженным тоном произнесла Елена.
Но Петр не унимался.
— Меня, что же, теперь тоже на службу зачислили? Но я ведь иностранец, гражданин России.
— Тебя не надо служить! Нигде! Квартира есть безопасный!
— Так нас будут охранять?
— Нет охранять. Помогать.
— Следить?
— Нет, будь спокойный!
Автомобиль въехал в черту города и теперь полз со скоростью гусеницы. Петр сидел молча, уставившись на дорогу прямо перед собой. Елена тоже безмолвствовала.
Так и не произнеся больше ни единого слова, они добрались до уютного жилища Елены, из которого на следующий день переехали на бульвар Сен-Мартен. Поближе к знаменитым парижским Большим Бульварам.
— Там есть много театры и кино, можно ходить, — заметила по дороге Елена, которая успела сменить свой «Пежо» на серый «Рено-Меган».
— Будем развлекаться на полную катушку, — грустно кивнул Петр.
Он думал о том, что с обретением кольца ему, строго говоря, нечего больше делать в Париже. А уехать без Елены он теперь не мог.
Глава сорок пятая
Она так мечтала помочь революции. Этому очищающему потоку человеческих страстей и надежд. Да, да, именно так. Помочь, оказать материальное содействие. Сама она в революционерки не годилась — княжна, аристократка из богатой и знатной семьи. Холеная, изнеженная, избалованная. Куда ей! Вероника не сможет вынести лишений, страданий. Что уж там говорить о тюрьмах и каторге!
Она всегда, сколько себя помнила, стеснялась, даже стыдилась своего происхождения и состояния. Того, что она имеет все, а другие лишены самого необходимого, самого малого. Очень сильно в ней было развито чувство справедливости, очень болезненно она реагировала на проявления неравенства. Видеть не могла бедность, нищету. Готова была все отдать сирым и убогим, лишь бы им стало чуть легче и лучше. Нищим у каждой церкви отдавала все свои карманные деньги.
А все началось с преподавания в воскресной школе. Родные отговаривали ее, но она была непреклонна. Какие чудесные там оказались люди! Бескорыстные, добрые, с щедрой душой, с готовностью спешащие на помощь. Люди смелые, гордые, отметающие сословные предрассудки, условности и запреты. С ними было легко и просто. А детишки! Чудесные дети, любознательные, талантливые, сметливые, тянущиеся к знаниям.
Вскоре Вероника Найденова тайком от родителей стала еще ходить в кружок, в котором собирались «люди передовых взглядов». Студенты, курсистки, молодые инженеры, был один врач, его все называли Александром. Они грезили переменами, мечтали помогать страждущим, жили во имя будущего равенства и всеобщего благоденствия. Читали философские книги, изучали политэкономию, штудировали «Капитал» Карла Маркса. Александр называл себя социал-демократом, «эсдеком». В кружке он считался главным, его все слушались. Иногда вскользь он упоминал о каких-то конспиративных квартирах, сходках, тайных встречах, маевках. Это было так интересно, волнительно, тревожно, что у Вероники даже дух захватывало. Это было так непохоже на ее прежнюю жизнь, в которой прилежные скромные барышни из Смольного института рассуждали о нарядах, выгодных женихах и драгоценностях. Как здорово, что семья перебралась из Петербурга в Москву. Вот где настоящая «действительность», полная приключений и «полезной для общества деятельности».
Александр, Саша, был высоким, стройным юношей с длинными черными вьющимися волосами. Говорил он страстно, отрывистыми, резкими фразами, вел себя как настоящий революционер, причастный к секретам грядущего Переворота.
Вместе со всеми членами кружка возмущалась Вероника «царскими сатрапами», жандармами и полицейскими, издевавшимися над арестованными студентами и революционерами. Ей так хотелось им помочь. Но как она могла это сделать? Реально — только деньгами. Об этом иногда говорил и Саша, который давно нравился Веронике, хотя виду она не подавала, тщательно скрывая свои чувства. И только взгляды, слишком пристальные взгляды, выдавали ее.
Вот только где их взять, деньги? Родители ее — настоящие богачи. Но Вероника жила на всем готовом, своих личных средств не имела. Карманные деньги — но это же несерьезно! Если просить родителей, то без веских оснований и причин они, разумеется, ничего не дадут. Им не объяснишь, что средства пойдут на Революцию… У самой Вероники, в сущности, ничего своего и не было, не считая одежды да пары не очень дорогих колечек и сережек «для домашнего пользования». Драгоценности в семье конечно же имелись — бриллиантовые колье, диадемы, браслеты, кольца. И часть этого богатства по праву принадлежала Веронике, но средства перейдут к ней только после свадьбы, только после вступления в самостоятельную жизнь.
Ну уж нет! Те молодые люди, которых ей прочили в женихи, Веронике совершенно не нравились. Тщеславные, изнеженные, инфантильные, эгоисты до мозга костей. Нет, нет и еще раз нет! Она лучше останется одинокой и гордой революционеркой, отдаст всю себя служению народу!
