— Здесь кольцо с дорогим камнем! Твой батюшка подарил! Я его все равно не ношу, а тебе оно жизнь может спасти! И на чужбине пригодится! Продашь там. Сможешь жить безбедно, оно больших денег стоит! — с этими словами, непрестанно вытирая слезы, Матрена Прокофьевна трижды перекрестила сына и поцеловала его в лоб.
Жандармы остановили его в десяти минутах ходьбы от дома, и нервы у Александра не выдержали. Он оттолкнул усатого филера и бросился бежать.
На углу его достала пуля. Боли он не почувствовал, пуля попала прямо в сердце. Александр даже подумать ничего не успел, только вырвался изо рта тихий стон: «Мама!»
Его опознал дворник булочника Ситцева — Тимофей, когда жандармы приволокли труп во двор.
— Господи, так ведь это сын Николы Фомича, купца-мильонщика, они тута рядом живут, особняк трехэтажный!
Решив, что они совершили ошибку, жандармы с помощью Тимофея теперь уже бережно донесли безжизненное тело Александра до его родного дома. «Может, живой еще, оклемается!»
— Здесь все, что при нем было, в целости и сохранности! — откашлявшись, доложил жандармский вахмистр.
Увидев тело сына, с которым она попрощалась меньше часа назад, Матрена Прокофьевна закричала в голос и потеряла сознание…
Никола Фомич умер через год, так и не оправившись после смерти сына, дело его без хозяйского глаза быстро пришло в упадок. Его похоронили на Ваганьковском кладбище, рядом с сыном.
Матрена Прокофьевна пережила мужа и сына на двадцать лет, отдала богу душу уже при советской власти. А от кольца с огромным рубином избавилась еще в 1907 году, продав его почти за бесценок.
Глава сорок восьмая
— Знаешь, что я тебе скажу?! Рубин этот надо разрезать на несколько частей! Вот что мы должны сделать! Обязательно! Непременно! Скажем, на три части. И три отдельных кольца изготовить. Одно будет твоим, второе — продадим, а третье — пусть мне остается на память! — неожиданно, но твердо заявил Петр за завтраком.
Елена удивленно захлопала глазами и отложила в сторону надкушенный круассан, который собиралась обмакнуть в кофе.
— Это делать нельзя! Кольцо очень древняя! Очень дорогая! Прекрасная! Нельзя! Камень есть уникум! Такой резать есть преступлений!
— А вот и можно, и даже нужно. Совершенно необходимо! Я убедился, что рубинище этот зловещий одни несчастья приносит! Зависть у всех вызывает! Стремление его украсть! Я с ним никогда спокоен не буду! Вот так просто продать его вроде бы жаль, столько сил и здоровья потрачено на то, чтобы его вернуть! Короче, я решил: надо найти хорошего ювелира и заказать ему три кольца. Может, одно из них он сам у нас и купит! И вычтет из стоимости причитающееся ему за труды.
— Не знаю, не знаю. Я не есть так уверена, что надо камень, как это сказать, мельчить…
— Дробить.
— Да, так. Нельзя это делать! Никак нельзя!
— Говорю тебе, так будет лучше! Во-первых, мы избавимся от проклятья, которое явно над этим камнем довлеет, во-вторых, у нас деньги появятся. И, в-третьих, у тебя кольцо будет. В конце концов, я восстанавливаю справедливость. Тебе тоже кое-что должно достаться из наследства родственницы. И память о тетушке сохранится. И не спорь со мной, я так задумал! И решение мое окончательное. Как говорится, обжалованию не подлежит!
Разговор этот состоялся через три дня после вызволения Петра из плена. Как ни пыталась Елена отговорить его, он стоял на своем. Наконец, убедившись в том, что ее доводы не действуют, Елена сдалась.
— В Париж есть много хороших ювелир, — задумчиво проговорила она. — Но я их так хорошо не знать. Мне надо держать совет с подруга Николь, она любит украшаться, знает мастеров.
— Замечательно. Я рад, что у тебя есть такая подруга. Нам и вправду нужна ее помощь.
Поболтав с подругой по телефону, Елена сообщила Петру, что Николь готова встретиться с ними и отвести к знакомому хорошему ювелиру.
Рандеву состоялось в небольшом кафе рядом с площадью Бастилии. Пока подруги пили капуччино и весело щебетали, Петр отстраненно потягивал эспрессо, периодически прикладываясь к рюмке с коньяком, и разглядывал прохожих. Время от времени он непроизвольно прикладывал ладонь к чуть оттопыренному внутреннему карману, в котором помещалось золотое кольцо с огромным рубином.
Ювелир оказался толстеньким лысеющим господином средних лет с притворной улыбкой и неожиданно тонкими и проворными пальцами. Он принялся рассматривать кольцо в окуляр, вертеть его, изучать под какими-то приборами. Не менее тщательно он исследовал и золотую оправу.
Наконец Юбер — так звали толстячка — вынес свой «приговор».
— Рубин — просто замечательный, редкой красоты и размеров. Золото старинное!
— Спроси его, он за работу возьмется?! — обратился к Елене Петр.
Женщина перевела вопрос.
— Почту за честь! Но мне очень жалко камень, он слишком хорош! К тому же за три кольца с меньшими рубинами мсье все равно выручит меньше, чем за одно с таким уникальным рубином!
— Объясни ему, что камень этот несчастливый, и потому я хочу его разделить на три части, — попросил Петр.
Елена пустилась в довольно пространное объяснение на французском языке. Ювелир внимательно слушал, покачивая головой. Изредка он произносил «ви, ви, мадемуазель» и озадаченно хмурился.
В конце концов им удалось убедить Юбера взяться за выполнение заказа, к тому же он с готовностью согласился подыскать покупателя на одно из новых изделий. Ударили по рукам, даже подписали необходимые документы, на чем настоял сам ювелир. Потом Елена пригласила Николь и Юбера в ресторанчик «Ла Таверна» на Итальянском бульваре, чтобы «обмыть» сделку. Друзья распили пару бутылочек бордо и неплохо закусили…
Проснулся Петр ровно в три часа ночи. Ему приснилась чья-то страшная и бесчеловечная казнь. Палач с двумя подручными огромным ржавым мечом четвертовал на большом грязном деревянном помосте крепкого мужчину с длинными седыми волосами. Внизу, едва сдерживаемая дюжими стражниками с алебардами, на расстоянии метров десяти от места казни, бесновалась толпа. Когда же палач, все время находившийся спиной к Петру, закончил экзекуцию и, держа в руках окровавленный топор, оглянулся, Вихрев внезапно узнал в нем самого себя… Больше в ту ночь он не сомкнул глаз.
Месяц в Париже пролетел незаметно. По субботам и воскресеньям Елена с Петром гуляли по городу, заходили в кафешки и ресторанчики, и девушка, как и прежде, рассказывала ему о городе. Петр с грехом пополам освоил парижское метро и по будням стал самостоятельно совершать прогулки по французской столице. Елена же вернулась на работу. Петр деликатно не задавал ей никаких вопросов. Он пристрастился бродить в чудесном парке Монсо, с его гротами, храмами и озерцами, и часами слонялся там, сидел на скамейках, читая русские книги, которые приносила ему Елена из какой-то специальной библиотеки. В парке он чувствовал себя умиротворенным, просветленным и готовым к любым самым неожиданным поворотам судьбы.
