— Знаешь, Курашкин, я и сам не буду сильно горевать, когда умру, — сказал задумчиво Черевин.
План соблюдения секретности в отношении предстоящего путешествия и связанной с ним безопасности наследника и сопровождавшей его свиты был разработан Секеринским во взаимодействии с Федосеевым и был одобрен государем, когда Черевин принес его императору на подпись. Среди мер безопасности, до выхода судна в море на первое место было поставлено соблюдение тайны маршрута и цели плавания, в которое готовили «Память Азова». Распоряжением главного инженера порта было предписано в работах следует сколь возможно менее использовать вольных наемных и более обходиться силами экипажа, не привлекая людей из береговых экипажей и частей. Кроме того, следовало избегать излишних разговоров и разъяснений о работах. Все запросы относительно «Памяти Азова», кроме взятия имущества с яхты «Полярная Звезда» и из Гвардейского экипажа, дозволялось производить только через начальника порта. Начальнику же порта следовало немедленно докладывать о всех предложениях частных подрядчиков, могущих иметь место. Но таких предложений не поступило, поэтому можно было считать, что необходимая степень секретности была соблюдена. И вдруг перед самым отплытием крейсера в Петергофе, в резиденции царя, распространяются слухи, которые говорят не только о путешествии вверх по Нилу, чего никто знать не мог, но даже о задуманном им покушении! А источник этого мог быть только один — вытащенный им из Якутска Владимиров.
— По возвращении на берег надо будет разыскать этого жениха и заткнуть ему рот. — сказал Черевин. — А теперь иди в каюту, там тебя дожидается его высочество наследник цесаревич. Покажешь ему, как там и что. Да смотри, не сболтни лишнего.
— Вот тут, ваше высочество, находыться гальюн, що по морському значыться — ватерклозет, и ванна, — деловито начал Курашкин объяснять Николаю, когда они остались в каюте вдвоем, и открыл дверь в сортир. — Коли вам потреба одолеет, задныцу потребно ставити сюди, на цей деревянный стульчак, а потом, колы встанете, натыснить на цю педаль нанизу.
— Я и без тебя знаю, как в сортир ходить, — оборвал цесаревич, уныло оглядываясь вокруг себя. Хотя каюта и была шикарно отделана, а на всю отделку корабля в связи с предстоящим плаванием угрохали 79 тысяч рублей серебром, ей было очень далеко до просторных и удобных кают императорской яхты «Держава».
— Вода с крану просто так не льется, вам треба будет тож на пыдаль натыскати кажный раз, як руки подставыте.
— Ладно, ладно, я и без тебя разберусь, что и кого тут тискать, — Николая подошел к бюро с большим зеркалом и подергал за бронзовые ручки запертые ящики. — Ты мне лучше скажи, ключ от моего стола у тебя?
— Никак нет, ваше императорское высочество! Ключи от каюты и от стола все находяться у этой сук… у его превосходительства контр-адмирала Басаргина, — сообщил Курашкин.
Цесаревич положил на стол большую кожаную папку, которую держал под мышкой, и развязал тесемки. В папке оказалась целая россыпь различных фотокарточек, которые Николай тотчас стал расставлять на столе. Оглянувшись на Курашкина, он велел ему: «Ну-ка, помоги мне тут все расставить», а сам потянулся ко включателю, зажигавшему две электрические лампы на стене по сторонам зеркала.
— Обережно, ваше высочество, ця электричные лампы, в них пальцы засовывати не можна, — перехватил его руку Курашкин. — Воны знаете, ваше высочество, чем добры? Воны не те що керосынови, в них таку штучку повернув — и вона запалылася.
— Ну так включи ее, — сказал наследник, брезгливо стряхнув руку матроса.
— Це, навирно, видразу не отрыматися, — замотал головой Курашкин. — Треба, навирно, командыра покликать, щоб пары розвив.
— Обойдусь без командира, — Николай щелкнул включателем и каюту озарил мягкий электрический свет, а лампочки под матовыми колпаками задребезжали, словно мухи, попавшие под стакан. — Посмотри, где там мой отец.
— Есть, ваше императорское высочество!
Император со свитой был все еще на балконе, тогда из папки цесаревич бережно достал фотографию красивой молодой девушки в белом платье и с распущенными по плечам волосами, и прикрепил ее к зеркалу.
— Чем бы ее прикрыть, если отец обратно через мою каюту пойдет? — спросил он сам себя.
— У мени тельняшка старая есть, — хлюпнул носом Курашкин.
Если бы на месте наследника оказался кто-либо из корабельных офицеров, Курашкин тотчас же схлопотал бы по морде, но наследник, поглощенный созерцанием лица на портрете, даже не расслышал слов матроса. Тогда Курашкин, привстав на цыпочки, заглянул через плечо цесаревича и почтительно сказал:
— А що це за красуня?? Ах, ах, яка краса!
— Это принцесса Алиса Гессенская, — явно польщенный, ответил Николай. — Она недавно приехала к своей сестре в Ильинское и вот прислала мне свою карточку.
— Прынцесса вона чи ни, а такой красы я еще отродясь не бачил, — Курашкин понял, что нащупал самое уязвимое место наследника русского престола, и пригладил удовлетворенным жестом свои запорожские усы. — И бровки у ней дугою, и носик у ней прямый, чисто бушпрыт, и румянець во всю щоку. А очи як диаманты свитятся в темноте.
— Значит, она тебе нравится? — спросил цесаревич.
— Так точно, ваше императорское высочество! — ответил Курашкин, восторженно выкатывая глаза. — Еще як!
— Мне она тоже очень нравится. Я помню ее еще с тех пор, как она была совсем девочкой. Я хотел бы на ней жениться.
— И знаете, що я вам еще скажу, ваше высочество — це правильно, оженитесь на ней. Була б у мени така наречена, я бы все побросал да оженився на такой гарной дивчине.
От таких слов сердце наследника растаяло. Если бы оно было из леденцов, мухи тотчас бы слетелись сюда со всего Кронштадта, а может даже из Петергофа.
— Я хочу жениться, но родители не дают своего благословения, — пожаловался будущий царь матросу.
— Як я вас розумею, ваше высочество. Мои батьки тож булы самодуры.
— Но-но, ты не очень-то! — осадил Курашкина Николай.
— Я хочу сказаты, що воны тож не дали мени благословиння, когда я кохался в дивчину, — поправился матрос. — Мени батенько прямо так и сказав: «Дурак ты, Тарас. Со всього села выбрав саму худу и строптиву. Вона же, каже, холодна, як жаба, и сала в ней немае ни пуда. А в справной жинке и титьки повынны буты як вымя, и бедра ширше плечей, щоб можна було ее и за боки ухопыти, и за титьки посмыкати».
— И что же ты делал? — спросил цесаревич, любуясь на портрет Алисы.
— Покохал я мою Оксану трохи так, без благословиння и без церковного венчання.
— Эх, а мне так нельзя, — Николай перевернул карточку и положил ее на полочку под зеркалом. — Я могу только Матильду Кшесинскую любить, пока отец не узнал. Ну, а что было дальше?
— А далее вот що: мени во флот призвали, зовсим як вас, ваше высочество, и поплыв я в дальние края.
