— Я вижу, что тебя, Аркаша, тоже точит изнутри глист писательства. Становись писателем, не пожалеешь.
— А что вы, Лев Николаевич, сейчас пишете?
— Сказки я пишу нравоучительные для юношества. Хочешь, я тебе одну прочитаю?
Аркаша не был уверен, что ему хочется слушать нравоучительную сказку, однако благоговение, которое внушал ему граф Толстой, и врожденная застенчивость помешали ему отказаться от слушания.
— Сказка называется «Волшебная клизма», — начал граф Толстой. — Очень нравоучительная. Про маленького мальчика, который любил ставить клистиры всем своим домашним. Животным.
Тут Артемия Ивановича застопорило. Название сказки он придумывал в Якутске долгими ночами, но дальше варианта «Волшебная клизма Аладдина» дело не пошло. Не пошло оно и сейчас.
— В общем, э-э-э… — граф Толстой замолчал. — В общем, как книжка выйдет, я тебе ее пришлю. С дарственной надписью и своим гравированным портретом на первой странице. А где тут к Рылле возят?
— Да вот же ялики стоят. У любого спросите, вам скажут, — обрадовался Аркаша, что сказку можно не слушать. — А я непременно писателем стану.
— Главное — учись хорошо да папашу слушай, — сказал Артемий Иванович, погладил мальчика по влажным еще после купания волосам, отнял свой пиджак и направился к яличникам. — Да, скажи своему папаше, чтоб приезжал ко мне в Ясную Поляну за деньгами, — обернулся он к продолжавшему стоять на пристани Аркаше, прежде чем влезть в ялик. — Верну с процентами. Эй, яличник! Вези меня к Рылле. За пятак.
— Что ты, что ты! — замахал руками яличник на Артемия Ивановича. — Как можно к Рылле! Да мне ж потом у него ни в жизнь свой ялик не выцарапать будет. Я к нему возил самого коменданта полковника Древинга, так он мне ялик не отдавал. Похищен, говорит, сей ялик из морского ведомства в 1855 году. Если б комендант за полтинник не выкупил нас, плакал бы мой ялик. Я вас на Корабельную сторону перевезу, а там вы найдете. Там пешком недалеко.
Вся Южная бухта была затянута обычным в это время года туманом, сквозь который были слышны гудки пароходов. Слева, у Корабельной бухты, в тумане вырисовывались черные контуры новых броненосцев. Оттуда доносился грохот паровых лебедок и страшная ругань — это свозили на берег корабельное имущество. Выше, на горе, виднелись громадные корпуса Лазаревских казарм. Яличник, перевозивший Артемия Ивановича от Графской пристани, подробно объяснил ему, как найти Рылло, но везти к самому пакгаузу напрочь отказался. Артемий Иванович понял только, что ему надо держать путь вдоль берега Южной бухты направо, до какой-то не то балки, не то слободки. Путь оказался нелегок, зато по дороге хмель окончательно выветрился из Артемия Ивановича. Весь берег был застроен и загроможден бесчисленным множеством сарайчиков, хибар, огородов, перегорожен заборами, из-за которых на Артемия Ивановича бросались собаки, так что ему то приходилось то обходить препятствия под самым обрывом, чавкая по совершенно белой севастопольской грязи, то пробираться берегом, между лодок, пристаней, рыбачьих сетей и всякого ржавого железного хлама.
Именно к интенданту Рылло и держал путь Владимиров. Этот пакгаузный надзиратель слыл среди портовых рабочих чудаком, потому что хозяйство его состояло из большого амбара при мастерской, куда сваливали всякое барахло, однако являлся туда исправно каждый божий день, даже по воскресеньям, делая исключения только для праздников и табельных дней. В праздники же и по табельным дням он рыскал вдоль необъятных берегов Севастопольских бухт и бухточек, выискивая и стаскивая к себе на склад разнообразное брошенное за ненадобностью или по недосмотру имущество морского ведомства, не брезгуя при этом и имуществом коммерческих учреждений и частных лиц. Частные лица, главным образом севастопольские рыбаки и яличники, а также местные татары из уважения к местной достопримечательности и ветерану обороны его не били, хотя Георгий Константинович в этом вопросе вел себя совершенно как Плюшкин и выручить обратно свою вещь, если она уж попала к нему на склад, было вовсе невозможно. По утверждению яличника, к г-ну Рылло попали и четыре лодки, предназначенные для изготовления бакенов, одну из которых вполне можно будет заменить парочкой корпусов от мин заграждения, которых у Рылло видимо-невидимо. Яличник рассказал, как месяц назад на торпедных стрельбах в Балаклавской бухте утонули три самодвижущихся мины и как водолазы со всего флота искали их неделю. Две нашли, а третья, как утверждал севастопольский полицмейстер Плетнев, наверняка находится у того же Рылло на складе.
Найдя на портовых задворках заветный сарай, Артемий Иванович без стука отворил огромную скрипучую дверь и вступил в полумрак помещения, напомнившего ему заваленный хламьем чердак петергофской гимназии, на котором он в бытность там классным надзирателем прятался после выпуска от гимназистов, жаждавших намылить ему шею.
— Мне бы лодочку прикупить подводную, — сказал Артемий Иванович в пустоту.
Из темноты раздалось энергичное кряхтение и на свет явился г-н Рылло собственной персоной, невысокого роста, коренастый старик в морской шинели и в фуражке времен севастопольской обороны. На длинном подвижном носу ветерана красовалась огромная круглая бородавка с торчащими во все стороны седыми волосами, напоминавшая плавучую морскую мину.
— Может, шинельку адмирала Нахимова желаете? — спросил Рылло, подслеповато разглядывая пришедшего. — Вот она, шинелька, на мне. Извольте видеть, даже кровь адмиральская на воротнике, еще не отстиралась.
— Нет, мне лодку нужно подводную, системы Джевецкого, — Артемий Иванович скосил глаза на страшную волосатую бородавку.
Старик отступил в темноту, в темноте что-то зашуршало, упало с жалобным звоном и покатилось в дальний конец пакгауза, а из темноты вынырнул Георгий Константинович, держа в руке что-то, похожее на хомут, только почему-то из красного дерева.
— Стульчак с яхты «Ливадия». Царский, на обратной стороне вензель. Всего за рупь с полтиной.
— Зачем он мне нужен, стульчак ваш? — опешил Артемий Иванович.
— Не мой, а покойного государя батюшки.
— Мне бы все-таки лодочку.
— Упрямый вы какой болван, — расстроился Георгий Константинович. — Ну да ладно. Пойдемте, покажу. Всего одна осталась. С руками отрывают.
— Сколько возьмете?
— Десять.
Цифра в десять тысяч рублей неприятно поразила Артемия Ивановича, который уже сильно потратился и не знал, найдется ли у него такая сумма.
— Да у меня и денег таких нет.
— Ну и жмот же вы, господин хороший. А сколько у вас есть?
— Ну, пять, может быть, найдется.
— Черт с тобой, крыса сухопутная, — проворчал Рылло. — Грех упускать, коли само в руки плывет. Может быть полтинничек накинете? Все-таки имущество казенное. Нет? Ну и ладно, давайте ваши пять рублей. Только я вас должен для порядку в книгу записать.
Интендант подвел Владимирова к своему столу и спросил, ткнув грязным пальцем в маленькое ржавое ядро, придавливавшее бумаги на столе:
