Пан Вюрский был на службе в гимназии, и гостей принимала его жена, пани Тереза. Дамы при встрече расцеловались и наскоро обменялись новостями. Услышав, что Митя прибыл из Петербурга с поручением от Марты Багровой, Тереза Вюрская оживилась.
— О, пан Димитрий знаком с нашей Мартой? Я так любила покойную Кристину, мать Мартыси! Мы ведь вместе учились в гимназии. Вы не поверите, но я всегда решала за нее задачи по математике, а она позволяла мне списывать во время диктанта. Тогда никто не мог подумать, что жизнь бедной Кристины сложится так тяжело. Она была такой милой барышней, беленькая, миниатюрная, как саксонская фарфоровая статуэтка. У нас в гимназии ее называли Дрезденская пастушка. Она пользовалась большим успехом. И вдруг этот неудачный брак… Хотя, сказать по правде, пан Багров мне сначала даже понравился.
— Простите, пани Тереза, вы знали Федора Багрова? — Дмитрий не поверил своим ушам.
— Конечно. Я же была у них на свадьбе. Они венчались в Петербурге, да еще в православном храме, а не в костеле, и никто-никто из наших не хотел ехать к ним на свадьбу. Ну кроме пани Ядвиги, конечно, она все-таки мать Крыси и не могла отказаться. А больше из родных и друзей почти никого на венчании не было, — Тереза покосилась на Меланию. — Выразили свое отношение к этому браку, проигнорировав приглашение Кристины. А мне было так жалко Крысю, я представила, как она там будет одна, среди русских купцов… Во-первых, я осуждаю сословные предрассудки, во-вторых, я очень высоко ценю дружбу, а в-третьих, как видите, я не провалилась сквозь землю, побывав на венчании в русской церкви. Я взяла и поехала в Петербург на свадьбу подруги. И не жалею об этом! — Еще один выразительный взгляд, адресованный пани Соколовской-Нагель. — А бедная Крысенька тогда даже расплакалась, увидев меня, она думала, что к ней никто так и не приедет.
— И вы помните ее мужа? — Митя вернул разговор в нужное русло.
— Да, он довольно красивый мужчина, хотя в нем было что-то простоватое. Такой высокий, я бы сказала — огромный, сильный, здоровый, настоящий русский медведь.
— А мне он не показался слишком высоким. Я тоже хорошо знаю Федора Ивановича, Марта нас познакомила.
Тереза Вюрская оценивающе взглянула на Колычева.
— Ну, пану Димитрию с высоты собственного роста никто не покажется высоким, а пан Багров все-таки богатырь, этого не отнять. Говорят, он долго жил за границей, наверное, изменился, приобрел там некоторый лоск. Хотя лоск вывозят из Парижа, а Багров, кажется, жил в Соединенных Штатах, там нравы довольно грубые…
— Пани Тереза, а вы смогли бы узнать его при встрече, даже если он изменился?
— Конечно, я хорошо его помню. Он, должно быть, постарел немного с тех пор и носит теперь американские костюмы, но человек в любом костюме остается сам собой, не так ли? Поэтому мне не хочется его видеть. То, что он сделал с Кристиной, я ему никогда не прощу! Бедняжка, все равно что овдовела при живом муже. И девочка жила сиротой. Я не подам руки этому извергу! Да, вы ведь, кажется, хотели поискать семейные альбомы Липко-Несвицких? Я вам помогу, давайте поищем вместе.
В Петербург Митя возвращался окрыленный — он не ошибся в своих догадках и сможет наконец предпринять решительные шаги в защиту Марты. Но росло и его беспокойство. Он только теперь осознал, в какой опасности пребывала его любимая. «Ладно, пока еще все хорошо, — уговаривал сам себя Митя, — в доме Цегинских Марте ничто не угрожает. Кажется, я успел вовремя».
Прямо с вокзала, даже не заехав домой, он отправился в дом Стефании Леонардовны.
Хозяйка с озабоченным и слегка растерянным лицом встретила его в гостиной и долго расспрашивала о своих варшавских родственниках. Наконец и Мите удалось спросить ее о Марте.
— Видишь ли, Митя, Марту забрал отец…
— Как?! Что вы говорите?
— Ну что ты так пугаешься? Он ее очень любит, и, поверь мне, с Мартой все будет в порядке, родные позаботятся о ней. Я сама мать, я знаю, что значит тревога за свое дитя, и поэтому просто не могла не сообщить ему, что Марта у меня. Он, бедный, весь извелся и был так счастлив, что дочь нашлась! Я представляю, что было бы со мной, если бы Зосенька ушла из дома и пропала. Митя, мы с тобой не можем вмешиваться в чужие семейные дела! Да, старая Ядвига его не любила, но кто любит своих зятьев? А отец он очень заботливый… Марта в нервическом припадке убежала из дома, напридумала Бог знает чего, чуть ли не убить ее хотят… Это все нервы, ей нужен хороший врач. Она, откровенно говоря, и всегда была такой странной, не от мира сего… А бедный Федор Иванович, зная, что его скорбная головой девочка где-то бродит по городу, чуть сам не сошел с ума. Он увез ее к себе в Павловск и, уверяю тебя, скоро приведет в чувство…
— Что вы наделали? — закричал Митя. — Вы погубили ее…
Не слушая больше хозяйку, он ринулся прочь из дома Цегинских.
Глава 15
Марта в тупом оцепенении сидела на кровати в маленькой комнатке под крышей. Ее заперли здесь и, похоже, забыли. Утром никто не принес ей завтрак, теперь уже и время обеда давно миновало, однако в доме царила полная тишина.
Есть Марте не хотелось, хотелось пить. Но ей не дали даже воды. И кроме того, ей было очень страшно. Она не понимала, что происходит, но ощущение тревоги и близкой опасности не оставляло ее. Допустим, отец решил ее наказать за побег и запереть, чтобы она как следует все обдумала и раскаялась. Но почему он не сказал Марте ни слова, почему в его перекошенном от злобы лице нельзя было прочесть ничего, кроме ненависти? Ведь все-таки отец должен любить свое дитя, даже провинившееся…
Наконец в замке заскрежетал ключ, и в комнату вошла… Фиона. От неожиданности Марта лишилась дара речи. Фиона выглядела как-то непривычно, без пудры, без грима, без вечно отстраненного взгляда ее лицо казалось совсем другим. В руках Фиона держала стакан с мутноватой бурой жидкостью.
— Пей! — она поднесла стакан к губам Марты.
— Ты? — наконец смогла прошептать Марта. — Что ты здесь делаешь?
— Папаше твоему помогаю. Пей! — Гладкое стекло снова коснулось губ Марты.
— Что это? — прошептала она, испуганно глядя на стакан.
— Отвар травок, они тебя успокоят. Пей!
— Я не хочу! Дай мне простой воды.
Марта подняла глаза и взглянула в склонившееся над ней лицо Фионы. Казалось, это была и не Фиона, кокетка и ломака, лишенная всяких естественных черт, это было другое, но тоже знакомое лицо…
— Не капризничай, выпей отвар, а потом я принесу воды.
Марта набрала полный рот горького отвара и с силой прыснула им на пол. Фонтан брызг оставил на полу мокрое пятно.
— Мерзавка, дрянь! Как же ты мне надоела! Ненавижу тебя, пошлая дура! — закричала Фиона и стала бить Марту по лицу. — Ты будешь пить отвар, гадина? Будешь? Будешь?
— Нет, — прошептала Марта и вдруг поняла, чье лицо теперь у Фионы. Мачеха! Мачеха Анна!
