— Ну, тогда уж ноги моей здесь точно не будет! — отрезал Тенгиз.
Как обычно, Валико уселся поодаль от него, заказал себе минеральную воду, хлеб и люля. Но как выяснилось, за время, пока они сюда не заезжали, казино поменяло не только расовую, но и кулинарную политику и предлагало исключительно французскую кухню.
Почесав в затылке Валико заказал отбивную котлету с гарниром, и официант облил его ледяным презрением. Между тем перед столиком, где сидели Тенгиз и Люда разыгралось настоящее представление. Возглавлял парад метрдотель, стоявший с чопорным видом поодаль. Седовласый мужичок (очень иностранного вида) представлял через переводчика батарею вин, выстроившуюся на столике-каталке. Взволнованно тараторя что-то по-французски, он расхваливал «божоле» 1968 года, затем перешел на «Малезан Бордо» 1972 года. Он накапывал в рюмки то из одной бутылки, то из другой, взбалтывал бокалы, разглядывал на свет и предлагал Люде, затем Тенгизу. Девушка была восхищена таким обхождением, и просто вся светилась от удовольствия. Тем временем другие официанты продолжали загромождать стол судками, тарелками и соусниками. Еще некий чародей, подкатив к ним золоченую сферу, подпалил ее и в ярком столбе пламени стал обжаривать какое-то кушанье.
На все это Валико взирал со стоической выносливостью — котлета ему попалась жесткая и холодная. Ему уже давно осточертела вся эта лакейская служба, о тех месяцах, когда ему целыми днями и вечерами приходилось лежать под машинами, он вспоминал с ностальгией. Между тем вступал в свои права вечер, ресторан все более наполнялся публикой. Время от времени по залу с видом чрезвычайно озабоченным дефилировали четыре проститутки (из числа штатной обоймы казино), Впрочем, проституция не была их основной профессией, главным занятием для них было склонить ресторанного ухажера поставить на кон фишку-другую, и ежевечерний заработок девушек строился на проценте от проигрыша клиентов.
Появилась и «живая музыка» — гитарист и скрипач, про одного из них сказали, что он лауреат какого-то конкурса. Они запели нежными бархатистыми голосами что-то очень классическое, какой-то романс. Затем оба отправились в путешествие по залу. Валико они напрочь проигнорировали, зато у стола его хозяина оба остановились и исполнили итальянскую канцонетту с перезвоном бубенчиков и даже что-то станцевали. Тенгиз вальяжно сунул в карман скрипачу стодолларовую купюру. Валико только скрипнул зубами при виде этакого снобизма. И подумать только, этот человек час назад пожадничал, экономя даже на бензине. Вместо того, чтобы заправляться на обычной бензоколонке, он велел ехать к бензоколонке дяди Дато, где можно было заправиться на халяву. Валико с трудом на последних каплях бензина и на финальном чихе мотора дотянул до колонки (едва хватило длины шланга, чтобы воткнуть пистолет в бензобак). Хотя он даже и врагу бы не пожелал заправляться у Дато, поскольку все знали, что на заправках у Дато продавался «левый» бензин. Настолько «левый», что некоторые особо нежные машины, хлебнув его, издыхали на следующем же километре.
После черепахового супа подали петуха в вине, после петуха артишоки в малаге, после артишоков мусс из кленовых листиков по-акаденски и «пылающую мирабель». А еще были крабы с авокадо, сотэ из гусиных зобов, яйца «Сен-Жермен» под соусом айоли и черт-те знает что еще. Наконец ни Тенгиз, ни Люда не могли уже ничего ни съесть, ни выпить. Люда пила кофе и ковыряла ложечкой в пломбире с розовыми лепестками, а Тенгиз закурил сигару и поманил к себе официанта. С глубоким поклоном тот положил перед ним серебряный подносик со счетом. Предчувствуя, что там будет явно больше трех сотен, и зная, что в кармане у него осталось только две, Тенгиз полез во внутренний карман пиджака за карточкой, но поднес к глазам счет, и в тот же момент челюсть его отвисла, он хрипло и громко на весь зал выматерился. Официант так и подскочил на месте. Метрдотель кинулся исправлять положение.
— Что у вас, касса испортилась? Лишние нули бьет? Какие еще на хрен 12 тысяч? — возмущался Тенгиз.
Метрдотель разделял его возмущение и послал официанта на кассу, назад тот вернулся с покаянным видом и с новым чеком.
— Да, вы правы, — сознался метрдотель, — мерзавец ошибся на сорок восемь центов. Таким образом с вас не 12 тысяч восемьсот сорок долларов тридцать восемь центов, а всего 12 тысяч восемьсот тридцать девя…
— Какие еще, в манду, 12 тысяч? — возмутился Тенгиз, схватил его за ворот. — Да ты сам со всеми твоими потрохами не стоишь 12 тысяч баксов.
— Я-то, конечно, не стою, — пропищал метрдотель, — но вы же сами заказывали «Шато де Пап-Клеман» урожая 1936 года, а оно ей же Богу таких денег стоит.
— А еще петух в красном вине… — жалобно проблеял официант.
— Да я сейчас самого тебя опетушу тут, петух ты гамбургский! — взвился Тенгиз.
— Тенгиз, я тебя умоляю, я больше не могу этого слышать! — закричала девушка. — Позволь мне уйти!
— Сиди! — рявкнул Тенгиз и, схватив со стола трубку, по которой за вечер сделал уже несколько звонков, быстро набрал номер. — Ало, Мирза-джан, ты? У меня для тебя есть свежий анекдот. Слушай. Едет Мамед в метро. Стоит. А рядом негр сидит. Ну, Мамед ему и говорит: «Ну ты, черножопый, давай подвинься». А негр ему отвечает: «А вы знаете, что меня на моей родине зовут господином?» «Вах, — говорит Мамед. — Я по сравнению с тобой белий лебядь, а меня на моей родине чушкой зовут…» К чему я это тебе говорю? А к тому, что меня твои негры за осла приняли. Или за идиота. Сам поговори с ними и разберись.
Метрдотель принял трубку из рук Тенгиза и, держа ее двумя руками и кончиками пальцев, поднес к уху, не прижимая.
— Слушаю вас, Агакиши Джанкишиевич… Да, Агакиши Джанкишиевич. Нет, Агакиши Джанкишиевич. Будет исполнено, Агакиши Джанкишиевич.
И возвратил трубку с почтительным поклоном.
— Все в порядке? — осведомился Тенгиз.
— Ну разумеется.
Тенгиз победоносно взглянул на Люду, подмигнул Валико, который строил ему отчаянные рожи — котлета со стаканом газировки обошлась ему в пятьдесят долларов. Тенгиз распорядился и на счет него.
Они вышли в фойе и направлялись к гардеробу, но задержались, ожидая, пока Люда навестит дамскую комнату. Тут их догнал метрдотель с подносом, на котором высилась горка игральных фишек.
— Простите великодушно! Но наш хозяин так расстроен. Он просил вам передать вот это. Его подарок. Здесь фишек на 500 долларов. Вы, конечно, можете их сразу обменять в кассе…
— Я бы на твоем месте так и сделал, — быстро шепнул парню Валико.
— Вот поэтому ты и находишься на своем месте, — веско возразил ему Тенгиз. — А я — на своем.
И взяв под руку подоспевшую Люду, он отправился вместе с ней в игорный зал. Валико же как всегда тенью держался за их спинами.
В первые минуты Люда была ослеплена позолотой, зеркалами и канделябрами, сладкой музыкой звучали в ее ушах стрекотание колеса рулетки, бесстрастные объявления крупье, перестукивание собираемых со столов фишек.
В покере и «блек-джеке» она понимала мало, но рулетка была ей по душе. Они сели за обширный стол. Тенгиз королевским жестом придвинул к ней половину всех фишек. Они сделали ставки. Валико встал за их спинами и принялся за работу. Смотреть по сторонам, думать и анализировать, изображая из себя бессловесный столп, было такой работой, как и вождение, как любая другая. Игорный зал жил своей повседневной трудовой жизнью. В зале постоянно находились пять «секьюрити» и трое бандитов для решения внештатных ситуаций. Четыре проститутки, которых он уже видел в ресторане, изображали из себя азартных светских львиц. То и дело одна-другая обращались к подвыпившим мужчинам с просьбой сделать за них ставку. Совершенно бесплатно, разумеется. Лох моментально выигрывал для них небольшую сумму и начинал ставить уже свои деньги. Одного почтенного джентльмена с седыми бакенбардами, слонявшегося по залу с видом принца крови и изгнании, Валико определил как карманника. Он тут же дал знак «секьюрити». Те сразу все поняли, оттеснили принца в дальний угол и затолкали в неприметную дверку, откуда он уже не вышел. Судя по всему, рассвет ему предстояло встречать в больнице.
