…Оргазм накатывал на нее и сзади и спереди, брызгал острыми волнами наслаждения, и обрабатывая распаленную самку с двух сторон, эякулируя ей в лицо и на ягодицы, молодые мужчины не услышали, как тихонько приоткрылась дверь спальни, и к ним вышел еще один голый мужчина с пистолетом в руке.
Эсмира услышала хлопок, который она давно уже ждала, стон и тяжелый звук осевшего сзади нее тела. Затем она попыталась отпрянуть в сторону, но второй мужчина, которого она ублажала ртом, схватил ее за тощие костистые плечи, попытавшись прикрыться ею — не успел. Он повалился на пол, содрогаясь в конвульсиях, а Эсмира, буквально сотрясаемая оргазмом от вида хлещущей крови и пистолета, встала на колени и приняла в себя своего любимого и желанного супруга. И пусть минута их близости была краткой, но сладостных воспоминаний о ней у них хватало надолго — недели на две-три…
Потом наступало отрезвление. Эсмира шла в душ и нежилась под нежными струйками теплой воды, еще раз переживая приятные воспоминания вечера. А Рантик вызывал неболтливых парней из охраны и просил их избавит его от типов, которые попытались приставать к его супруге («вон они лежат, под ковром… да. И ковер тоже выбросите… И потом здесь надо помыть пол шваброй… Мерзавцы, не ценят хорошего отношения, их как людей приглашают в гости, а они хамят, хозяйку оскорбляют…»). Молчаливая охрана довольствуется премиальной тысячей долларов и, поместив тела незадачливых любовников в мусорные баки, загружает их в принадлежащий Рантику мусоровоз и отвозит на ближайшую свалку, где исправно чадит мусоросжигательный завод итальянского производства. Кстати, тоже принадлежащий Рантику. Таким образом, свои сексуальные проблемы супруги решают в узком семейном кругу.
25 марта, Грузия, Батуми, 15: 20
Серго Джангулидзе был некогда вором, висело на нем и два убийства, и ограбление сберкассы. Однако в период перестройки выдвинулся он в политические деятели, побыл недолго замначальника армии самообороны. Но когда период самовластия и анархии окончился, он тихо удалился в отставку и зажил себе на родине в премилом особнячке из 26-ти комнат с садом и аллеями, посыпанными толченым кирпичом. Именно с ним договаривался Вано о поставке транспорта с метадоном.
Он принял Тенгиза в своем кабинете, под портретом Сталина и, когда молодой человек вошел, приветственно поднялся, тепло пожав ему обе руки.
— Мир много потерял с твоим отцом, — сочувственно сказал он. — С Вано ушла целая эпоха. В чем-то он был похож на нашего Сосо, — он с уважением покосился на портрет Сталина. — Он тоже был вождем, гением и лидером… Но… своего мира. И всем нам известно, что бывает, когда такой человек безвременно уходит. Мир погружается в хаос и анархию.
— Я бы не хотел этого допускать, дядя Серго, — сказал Тенгиз. — Вы знаете, как мой отец хотел, чтобы все оставалось на своих местах. Он умел держать людей в узде. И не только силой слова. Но и делом. Девизом папы были два слова «Стабильность и процветание». Люди не смогут спокойно жить и зарабатывать деньги (а ведь для этого мы все живем) если не уверены, каким будет курс доллара, какой будет зарплата и будет ли она вообще? А ведь зарплата — это не только выпивка или развлечение, в России это и еда, и свет и тепло…
— Хо-хо! — замахал руками Серго. — Мы уже и думать забыли, что существует еще какой-нибудь свет кроме керосинок. А зимой приходится дом отапливать мебелью. Клянусь! Пришлось покупать японскую электростанцию, воровать для нее солярку, чтобы хоть немного осветить дом…
— Но разве ради этого вы с папой сидели в тюрьмах? — проникновенно сказал Тенгиз. — Разве ради этого страдал великий вождь и учитель и русского и грузинского народов? — И он с поволокой в глазах посмотрел на портрет «вождя и учителя». — Мы не можем допустить, чтобы наш народ, его лучшие представители, ютились в нищете.
— Мы дали шанс его лучшим представителям выйти из нищеты…
— Но вы же в курсе дела, что произошло? Ментовка вышла на нас и села на хвост…
— Но кажется, основным условием проекта было то, что вы сами разбираетесь со своей ментовкой, — жестко сказал Серго. — Вы же не спрашиваете у нас, каким образом нам удалось договориться с чеченцами.
— Очень просто, вы отсыпали им мешок наркоты и все тут!
— Держи язык за зубами! — нервно воскликнул Серго, встал и выглянул в окно, затем задернул штору и снова сел в кресло, налил коньяка себе и Тенгизу. — Конечно, мне тут бояться некого, все тут проплачено и куплено. Но… Лишний раз подстраховаться не помешает. Короче, то, что было вчера, сегодня уже устарело. Лабораторию накрыло залпом из установки «Град». В Чечне больше работать невозможно. В Грузии — опасно. Можно в Абхазии, но грузинам там находиться просто небезопасно.
— А в Турции? — нейтрально спросил Тенгиз.
— Ты что, с ума сошел? Ставить лабораторию в загранице? И вообще, там за наркоту… Слушай, у меня есть другое предложение. У тебя сейчас время есть? Съездим в одно местечко.
— Куда скажешь, только вот что, дядя Серго, ты не мог бы подкинуть мне деньжат? А то я так быстро собирался, что все оставил в другом пиджаке…
— А мама отнесла его в химчистку? — сыронизировал Серго и, пожав плечами, достал из ящика стола стандартный пресс стодолларовых купюр. — Здесь десять тысяч, — сказал он. — Вернешь пять.
Вынув из пачки одну купюру, Тенгиз взглянул ее на нее на просвет, встряхнул ее и передернул в руках.
— Послушай, с виду ремарки классные, но почему-то не хрустят.
— Ох Боже ж ты мой! — воскликнул, закатив глаза Серго. — Какой ты дотошный! — И он достал из того же ящика баллончик с аэрозолем. — Попшикаешь на бумажку перед сдачей лоху — и все будет в порядке.
Тенгиз попшикал. Бумажка и впрямь захрустела как новенькая.
— Только, чур, в Батуми их не меняй, — предупредил Серго. — У меня с полицией на этот счет договоренность строгая. Я где ем — не воняю, а они мне кислород не перекрывают.
Дожидавшийся в холле Валико, при виде их покорно поднялся с места.
* * *
Замызганное стандартное административное здание с вывеской «Филиал Тбилисского института фармакологии» давно нуждалось в штукатурке и самой элементарной побелке. Внутри, в обширном фойе был открыт самый настоящий маленький базарчик, сидели обмотанные платками женщины с тюками и баулами, вокруг них толпились дамы в белых халатах, покупали чулки, белье, лампочки, картошку и зелень.
— Это специфика нашей жизни, — пояснил Серго. — Тут одно из немногих в нашем городе мест, где люди получают хоть какую-то зарплату.
Они поднялись на два этажа вверх и подошли к дверям, на которых был пришпилен кнопками листочек с надписью «Лаборатория проф. Квиселидзе».
Профессор, нискорослый и широкоплечий дяденька в очках с линзами чуть ли не в полсантиметра встретил их с распростертыми объятиями. Особенно обрадовался, когда Серго достал из кармана бутылку коньяка.
— Профессор, — сказал Серго, — наш друг из далекой Москвы интересуется вашей установкой.
