Ирина и глазом сморгнуть не успела, как почувствовало на себе тяжесть тела парня и вкус его губ на своих губах. В первые секунды ей захотелось расхохотаться — настолько идиотской казалась, если глядеть со стороны, эта сцена. Она — с сигаретой в зубах, в вечернем платье, он — в костюме и при галстуке, пытается поцеловать ее и ойкает, обжегши нос о сигарету… Тут не особенно и побрыкаешься, ввиду того, что машина стоит у ее собственного дома. Дело осложнялось тем, что он оказался в самом выгодном положении, скинуть его с себя усилием рук было невозможным, подголовник прочно держал ее голову в положении самом удобном для поцелуя. И поцелуй этот продолжался дольше, чем можно было списать на обычный порыв дружеских чувств. В конце концов Ирина решила дотянуться левой ногой до клаксона. Для этого следовало отвести ее в сторону и поднять, что ей и удалось, однако Алексей воспринял этот жест совершенно превратно, чуть ли не как приглашение. Он оттянул низ ее трусиков — и Ирину захлестнул шквал эмоций. С одной стороны, это была не первая ее супружеская измена, перед рождением Сережки она целых два года делила постель с тогдашним завредакцией. С другой же — каждую свою измену она очень переживала и оправдывало этот разврат в ее глазах только одно — их с мужем-Володей абсолютное и взаимное равнодушие друг к другу. Они были будто членами одной трудовой бригады, в обязанности которой входило совместное воспитание ребенка, походы с ним в ясли-садики, выгул собаки, приготовление пищи, пристраивание рукописей супруга где сможется, покупка серванта, дачного домика, поездки на пикники и…
Резкий звук клаксона на мгновение отрезвил ее. Она отдернула ногу, и тогда Алексей помог ей поднять и вторую. О Господи! Ее бросило в пот. Надо же, прямо перед домом, лежать в машине, задрав обе ноги вверх и уперевшись ими в потолок, в то время как между ними пристроился этот сумасшедший в пиджаке, при галстуке и со спущенными штанами. Надо было немедленно что-то предпринять. И она приняла единственно верное в тот момент решение — задрала наверх его пиджак, сорочку и майку и обвила обеими руками его торс. И все же в нем было что-то мужланское. В тот момент, когда она уже готова была отдаться волнам оргазма, он вдруг отодвинулся и принялся надевать презерватив. Конечно, сделать это без ее напоминания было с его стороны весьма предусмотрительно, но… он мог бы быть и поделикатнее.
И вот, наконец, он разрядился, не очень быстро и не очень медленно, по времени в самый раз. На этот раз на ее толчок руками он отодвинулся и дал ей сесть (опуская ноги, она чуть не высадила стекло), помог поднять сиденье. Только оправив юбку, она почувствовала себя в своей тарелке, поправила прическу и грим и обернулась к нему.
— Послушайте, — резко сказала она. — Как все это, собственно, понимать?
— Ну, не знаю… — засмущался Алексей, — должен же был я как-то отблагодарить вас за этот прекрасный ужин.
— Ага, значит такова, получается, ваша благодарность.
— Надеюсь, что вы вполне прочувствовали как она глубока, — продолжал иронизировать он.
Она размахнулась, желая отвесить ему полноценную пощечину, но он левой рукой схватил ее за запястье, а правой притянул к себе и поцеловал. И опять она почувствовала себя в его полной власти. А он положил ее плененную руку прямо себе на трусы, и она почувствовала пальцами устало лежащую мышцу, одетую в скользкую приторно пахнущую резину. Она проверила кончик презерватива — он был полон и сух. Стянув его, она выбросила использованную резинку за окошко и уже полностью отдалась исследованию давно забытого ощущения — что происходит с женщиной, когда кончик мужского языка путешествует по ее рту. Все это было прекрасно, очень хорошо, но отчего-то ее рука вновь оказалась на мышце, которая моментально напряглась, словно распустился тюльпан, и тут уже в ее пальцах обнаружились эрогенные зоны, и она наслаждалась, потирая, поглаживая, кожицу вверх-вниз, то обнажая головку, то вновь покрывая ее плотью. И наконец, совершенно потеряв голову, кинулась ее исступленно целовать, лизать, сосать, ласкать языком, губами, и каждое ее прикосновение исторгало из груди молодого человека сладостные стоны.
Во второй раз этот процесс длился гораздо дольше чем в первый, и наконец она оторвала голову от его колен и выпрямилась, сидя с наполненным ртом и нашаривая рукой ручку дверцы, чтобы сплюнуть. Неожиданно она увидела перед собой слепящий сноп света от крупного переносного фонаря. И от неожиданности сглотнула.
Алексей тоже заметил нежданных гостей, но даже не пошевелился.
Подошедших было двое — оба с автоматами.
— Старший лейтенант Трофимов, — представился один и поднес руку к козырьку. — Что-то долгонько вы тут сидите. Документики имеются?
Вместо ответа Алексей развернул и прижал к стеклу удостоверение.
— Все ясно, товарищ лейтенант, — сказал Трофимов. — Отдыхаем, значит.
— Проводим следственные действия, — сказал Алексей в приоткрытое окно. — Веду допрос свидетеля
— Ну… желаю удачи, — усмехнулся патрульный.
— Обязательно ею воспользуюсь.
— Чем?
— Удачей.
— Все, финиш. — обреченно сказала Ирина. — Это из нашего отряда ребята.
— Из какого «вашего»?
— Охрана телебашни. Они тут все вокруг патрулируют. Мне теперь на работе показаться нельзя будет.
— Наоборот, если ты поделилась тайной с ментом, будь уверена, что он тебя не выдаст.
«А как же Ник?» — вертелось у нее на языке, но она его прикусила.
— Послушай, мне чрезвычайно неудобно тебя выгонять, но мне пора, — шепнула она.
— А как ты завтра будешь без машины?
— Муж починит. А я поеду на троллейбусе, мне здесь рядом. Но чтобы не вляпаться в историю, мне надо вначале слегка прибраться в машине — ну что тебе все объяснять?
— Нет, я понял самое главное, что домой ты не торопишься, — лучезарно улыбнулся молодой человек и, прежде чем Ирина успела как-то отреагировать, вновь дернул за рычажок на этот раз своего, водительского сиденья, и, откидываясь назад, притянул ее к себе. И все повторилось опять…
Наконец-то они распрощались. Прибирая в машине, Ирина едва не заснула, присев на секунду в кресло, настолько ее сморило. Тело ее было преисполнено истомой, а сердце пело. Волею судеб все ее прошлые мужчины были старше нее, и она привыкла к их неторопливой искушенности, рассудительности, размеренности. Поэтому оказаться в объятиях юноши, почти мальчика, энергичного, напористого, порою поспешного стало для нее настолько новым впечатлением, что женщина даже почувствовала себя в чем-то обманутой. Другие мужчины, хотя и демонстрировали ей прелести орального секса и «технику Карецца», оставались при этом невыразимо скучны и пресны. С Алексеем Ирина почувствовала себя девчонкой, впервые с однокашником пробующей что такое телесная близость. Странным было и то, что и губы ее, и все тело отчетливо помнили все поцелуи и прикосновения Алексея. Больше того, его лицо поминутно вырисовывалось перед ее мысленным взором. Прибравшись в машине, проветрив ее и опустошив пепельницы, она уже собиралась домой, но неожиданно для самой себя, присела на сиденье и вдруг расплакалась, не от боли, а от полноты чувств — кажется, впервые за столько-то лет (в последний раз это было лет в тринадцать) — она влюбилась.