Он подошел к ней сзади и ударил ее. Оплеуха прозвенела как выстрел. Елена Моисеевна свалилась с пуфика и схватилась за щеку. Краска обиды, боли и гнева залила ее лицо.
— Ты — гнида! — взвизгнула она. — Пес бешеный! Я предупреждала, чтобы ты никогда не смел ко мне прикасаться. Ты знаешь, что теперь сделает с тобой мой…
— Твой папа мне уже ничего не сделает! — прорычал Сандро. Он подошел к ней, схватил ее за волосы и поднял. Она обеими руками пыталась освободить волосы. Сандро отвел назад свое колено и ударил им ее в живот. Она упала на колени, пригнувшись так, что ее лоб почти касался пола. Сандро сильно ударил ее по бедрам. Она застонала и упала на пол. Он схватил ее за запястье, подтянул к себе и ударил по лицу. Она на четвереньках попыталась уползти от него.
— Не надо, Сандро! — рыдала она, — Пожалуйста, не надо!
Он избивал ее медленно и методично, используя обе руки. Голова ее моталась из стороны в сторону. Но стоны и просьбы о помощи не трогали его.
Избиение продолжалось целых десять минут. Потом Сандро подошел к двери ванной и сказал:
— Теперь можешь выходить.
Там никто не пошевелился. Сандро открыл дверь и заглянул. Армен Орбелян сидел полностью одетый на унитазе, глядя на него со страхом.
— Выходи. Я не буду тебя бить. Не сейчас. Но если ты еще разик поднимешь на нее взгляд или еще что-нибудь, я тебя просто убью.
— Не буду, Сандро, — каялся Орбелян.
Бочком он выбрался из ванной и взглянул на Лену. Она лежала, согнувшись на полу. Оба глаза ее почти полностью заплыли, обе щеки были красными.
Орбелян буквально вылетел из квартиры. Сандро снова подошел к жене и ударил ее в бок. Она перевернулась на спину, не делая попыток защититься.
Сандро взглянул на нее с удовлетворением.
— Это еще ничего, милая. В следующий раз, когда ты попытаешься вякнуть еще хоть одно слово против меня, я выбью тебе все зубы. Не волнуйся, папа все вставит.
— Быстрее! Плевать на светофоры! — кричал Моисей Лазаревич своему шоферу. В его ушах до сих пор стоял отчаянный и испуганный вопль дочери: «Не надо Сандро!»
Угораздило же его выдать дочь за дикаря-шашлычника, будь он трижды неладен… Хотя в те годы породниться с самим Вано Марагулия считалось большой честью и гарантией абсолютной безопасности на веки вечные. Благодаря этому родству многие тягостные вопросы решились как-то сами собой. Кредиторы моментально соглашались не напоминать о долгах, должники стремились возвратить все долги с избытком, администраторы не только перестали обманывать его, но и сами сообщали, как и где можно сэкономить рублик-другой.
В элитном доме с вечно движущимися телекамерами, с охраной и лифтером все знали Моисея Лазаревича. Весь дрожа от нетерпения он взбежал на второй этаж и с кулаками обрушился на дверь красного дерева, задребезжал звонок. Он прислушался. Из-за двери донесся крик его дочери. Он позвал ее, но ему никто не отзывался.
— Ну, что вы встали, идиоты! — закричал Моисей Лазаревич своей охране. — Выбивайте дверь! Живо!
Двое дюжих громил глянули друг на друга и качнулись одновременно сначала назад, затем вперед и навалились на дверь. В доме, находившемся под круглосуточной охраной, куда даже рекламную листовочку не могли подсунуть без ведома охраны, предосторожности типа металлических дверей были излишни, поэтому Сандро в свое время вполне удовлетворился испанской, из благородного дерева с изящной резьбой. Она сослужила ему плохую службу, поскольку вылетела после первого же напора «секьюрити».
Моисей Лазаревич вместе с охраной вбежал в квартиру, когда из комнаты послышался еще один истошный крик. И лишь вбежав в комнату, сжимая в руках пистолет, он воочию убедился в том, что его зять в состоянии исполнить свой супружеский долг, не прибегая к посторонней помощи. Именно этим он и занимался, находясь позади его дочери, которая, стоя перед ним на четвереньках, издавала вопли, сравнимые с арией мартовской кошки.
— Папа! Какого черта! — запищала Лена, увидев его, но Моисей Лазаревич, не в силах успокоиться, приблизился к зятю и нанес ему сокрушительный удар правой в челюсть.
— Одевайся! — велел он дочери и обернулся к охранникам. Но те предусмотрительно выскочили из квартиры и, стоя на лестничной клетке, рыдали от плохо сдерживаемого хохота.
Когда Сандро, уже одетый и злой, как только может злиться мужчина, застигнутый в его положении, вышел на кухню, Моисей Лазаревич положил руку ему на плечо и сказал:
— Извини меня, пожалуйста, за это сцену. Но мне просто показалось, что ты бьешь мою дочь. И если бы я застал тебя за этим занятием, то просто пристрелил бы тебя на месте.
— Ну вы уж скажете, папа… — побагровел Сандро.
— Вот такой уж я нерадивый отец. Но я приехал не за тем, чтобы тебя пугать. Дело в другом: Мирза-ага — умер.
— Как умер? — изумался Сандро.
— Очень просто. Как умирают все люди. Он же при тебе еще угодил в больницу.
— Ну угодил… — подтвердил Сандро. — Но это ничего не значит. Ему там даже вроде бы лучше стало.
— А потом поплохело. Мне только что позвонили. Тело везут сюда, в мечети состоится прощание и сегодня же до захода солнца его по их обычаю должны похоронить. Мусульмане в этом вопросе чрезвычайно торопливы. Езжай к маме Рене и скажи, что перед смертью Мирза-ага просил у нее и всего ее дома прощения.
15:20, Москва, 52-й километр Рублевское шоссе
Смерть Мирзы-ага, известие о которой принес Сандро, произвела сильное впечатление на Рену и ее домочадцев. С одной стороны, ее нельзя было считать поводом для примирения, но с другой таким образом устранялась последняя преграда на пути к прочному миру. Кто бы ни занял место Мирзы, он не станет продолжать кровавые разборки.
Именно поэтому, мама Рена приняла решение отправиться на похороны и велела подать «мерседес» к подъезду.
Она выехала в сопровождении сестры и двоих ее детей. Их сопровождали два джипа с охраной, которую возглавлял Анзор. На автомобили поставили проблесковые маячки, чтобы никто не посмел останавливать их. Когда процессия выезжала из загородного дома Марагулия на трассу, никто из охранников не обратил внимания на стоявший у обочины трассы «камаз» с откинутым задним бортом, внутри которого лежали ранние узбекские дыни. Один из двоих торговцев, проводив кавалькаду взглядом, поднес к уху радиотелефон.
Спустя две минуты «камаз» двинулся с места и проследовал за процессией, предусмотрительно держась в отдалении, не пытаясь нагнать, но и не отставая. И лишь когда поступил сигнал о приближении основной ударной силы, водитель дал по газам и стал стремительно приближаться к последнему джипу сопровождения.
Десятиметровая фура с двадцатифутовым контейнером и надписью «Сведиш карго» по всей длине контейнера неслась навстречу процессии. Благодаря «мигалкам» различить процессию можно было за пару километров до ее приближения. Хороший водитель может предсказать поведение автомобиля в любой ситуации. И хотя угнанная фура была чужой, но «вольво» хорошо слушалась руля, контейнер был пуст, а Юнус Гаджиев всю жизнь был шофером-дальнорейсовиком, гонял фирменные машины по Европе и прекрасно знал, чего ожидать от машины при любом повороте руля и при любой скорости. Поэтому, когда он кинул свою машину влево, на встречную полосу, а потом резко вывернул руль вправо, машина сделала то, что и было им задумано, а именно: перегородила всю проезжую часть шоссе поперек, мгновенно образовав на пути кавалькады несокрушимый барьер, который невозможно было ни объехать, ни уклониться от встречи с ним, ибо он занимал всю проезжую часть шоссе..
