– Почему там темно? – поинтересовался капитан у бывшего директора.
Тот подошел к окну, посмотрел, но ответил не сразу. Постоял, предаваясь каким-то своим воспоминаниям. Потом сказал:
– Там остались одни одинокие, никому не нужные старухи, которым некуда деться. Они привыкли всю жизнь экономить на всем. Спать ложатся засветло, – проговорил он задумчиво, все еще находясь под впечатлением своих воспоминаний. – Встают чуть свет. И так всю жизнь.
Надо было уходить и возвращаться назад, в Москву. Поездка не дала почти ничего существенного. Наоборот, все оказалось еще более запутанным, чем ожидал капитан.
«Сизов мертв и похоронен. И вдруг появляется человек с точно таким же лицом и внешними данными», – рассуждал капитан, не приходя к окончательному ответу, мысленно сопоставляя все, что удалось выяснить у Сизовых.
Проходя мимо казармы, Ивлев машинально глянул на окно первого этажа и опять увидел ту самую старуху.
Она все так же глядела в окно, подперев щеку рукой, и наблюдала за ним.
«Странная бабулька», – подумал капитан и свернул на темную тропинку к сараям, по которой они шли с Коломейцевым.
Он торопился, поэтому не обратил внимания на машину, стоявшую возле тополей. Та была почти не видна. Капитан не заметил ни ее цвета, ни марки. Так, чуть блеснули стекла фар.
Но как только Ивлев прошел вперед метров на пятьдесят, фары вдруг впыхнули, ослепив его. Мотор завелся, и машина резко рванулась с места. Прямо на него.
Ивлев не мог точно определить расстояние до нее – мешал яркий свет. Инстинктивно почувствовал, что она уже рядом. Надо быстро увернуться!
Капитан отскочил в сторону, к темным сараям. Даже подумать не мог, что кто-то умышленно пытается его сбить в незнакомом городе, в котором Ивлев впервые.
Машина пролетела метров сто вперед, развернулась и опять выхватила светом фар Ивлева из темноты, словно нацеливаясь на него.
Капитан поднялся с земли и, прикрывая папкой, как козырьком, глаза от яркого света, пытался разглядеть сидящего за рулем. «Кто он такой? Пьяный шутник? Или человек, намеренно идущий на убийство?»
Но ни то, ни другое не меняло дела. Вот-вот машина тронется. И когда она опять понеслась на него, стремительно приближаясь, сомнения отпали. Кто-то пытается его убить.
Ивлев по привычке потянулся правой рукой к подмышке, где обычно носил в оперативной кобуре пистолет, и вспомнил, что перед отъездом положил пистолет в сейф. «Как некстати», – успел подумать, особенно не отвлекаясь.
Он пятился задом вдоль стены сарая, щупая рукой шершавые доски.
Когда днем они проходили здесь с Коломейцевым, Ивлев заметил кое-где выломанные двери. Но сейчас, как назло, не мог их найти.
Ему даже не хотелось думать, что вот так легко и просто он может умереть здесь, в этом захолустье. А потом его раздавленный труп обнаружат в местной реке. И никто не будет знать истинную причину смерти, и вряд ли найдут убийц, как это часто бывает. «Но за что?» – эта мысль не покидала его. И ни одного свидетеля.
Ивлев почему-то вспомнил, как Коломейцев старался его убедить, что в вечернее время здесь регулярно делают обход милиционеры патрульно-постовой службы. «Брехун!» – обозвал капитан Коломейцева.
А машина уже совсем рядом. Еще несколько секунд судьба отвела ему для спасения. Всего несколько, и если он не воспользуется…
Капитану Ивлеву вдруг показалось, будто все это происходит вовсе не с ним, а с кем-то другим. А он всего лишь наблюдает за разворачивающимся действием сверху.
Было до противного странно. Но Ивлев видел и себя, задом отступающего вдоль этих дурацких сараев, и несущуюся на него машину, и даже вроде двоих людей, сидящих в ней.
И вдруг оттуда же, сверху, он увидел метрах в пяти от себя пролом в дощатой стене. Это было то, что могло спасти его.
«Скорее, скорее туда», – услышал он свою мысль, будто кто-то посторонний кричал, подсказывая ему единственно верный выход.
Он упал спиной в темноту, на кучу какого-то вонючего хлама, и в этот самый момент машина ударила левым передним крылом в то место, где еще только что он стоял. Послышался удар, звон разбитого стекла, и левая фара потухла.
Машина остановилась.
Грубый, нетрезвый голос принялся изрыгать проклятия.
– Где этот мент поганый? Куда делся? – спросил другой голос, простуженный, чуть с хрипотцой.
«Откуда они знают, что я мент?» – Ивлев уже успел встать и на всякий случай прижался к стене, чтобы в темноте его сразу не заметили.
Выпрямиться в полный рост он не мог. Сарай оказался низким, и поэтому пришлось стоять наклонившись.
– Надо сходить глянуть, где он, – предложил обладатель простуженного голоса.
Ивлеву показалось, что за рулем сидел не этот: его голос доносился с другой стороны и слышался несколько приглушенно.
Ближе к капитану раздавался голос нетрезвого человека, наглый, безжалостный, без капли раскаяния за содеянное:
– Я его, кажись, все-таки саданул. Будь уверен. Точно саданул. Наповал.
– Уверен, уверен! – заругался простуженный. – Проверить надо! Где же он?
– Да в сарай завалился. Чего проверять-то? Линяем по-быстрому отсюда. Пока никто нас не засек.
– Проверить, говорю, надо, – не унимался простуженный. – У тебя фонарик есть? Слышишь?
– Откуда? На зажигалку.
– Оставь себе. У меня своя есть. Только с ней хрена с два чего разглядишь. Надо пойти проверить, живой он или нет, – сказал простуженный голос. И тут же хлопнула дверца машины.
Вспыхнул огонек зажигалки, тускло высветив полукруг на куче мусора.
Рука с зажигалкой просунулась внутрь сарая, и тут же показался силуэт рослого парня.
– Где же он? Где мент? – от удивления он взвизгнул, водя огоньком то в одну, то в другую сторону. – Ты же говорил, что задел его. Тогда где он?
Ивлев не стал дожидаться, пока его обнаружат, сделал резкий выпад вперед, сжался еще больше, точно пружина, и сразу же распрямился.
Удар оказался настолько сильным, что торчащий конец доски, не замеченной капитаном в темноте, с хрустом раскололся.
Кулак достал до лица человека, вошедшего в сарай, но основную силу удара приняла на себя доска.
Парень отшатнулся назад в дверной проем. Не дожидаясь второго удара, бросился к машине.
– Мент жив! – закричал он своему напарнику, запрыгнул в машину, и они уехали, точно растворившись в темноте. Только красные огоньки подфарников, как два глаза, некоторое время еще мелькали вдали, пока не потухли совсем.
– Ублюдки! Негодяи! – Ивлев разозлился. Он не мог отыскать в темноте среди разного хлама свою папку с бумагами. Свою зажигалку он обронил при падении и теперь мог искать только на ощупь. Наконец, после того как перебрал добрую половину кучи, он нащупал свою папку. Она валялась на проходе, возле самой стены. Ивлев поднял ее, отряхнул.
