Готовясь умереть, он аккуратно снял очки и, сложив их, положил на свою тумбочку. Ни один мускул не дрогнул на его худом лице. Пусть этот молодой пацан видит, как умирает настоящий вор.
– Ну что ж, молодой человек, я готов к упокоению. Вы ведь за этим сюда явились?
Колян подошел.
– Извини, старик, – проговорил он. Не хотелось верить, что на счету у этого старичка десятки мертвяков.
– А я вас ни в чем и не виню. Вы, как и я, – жертва. Хотя у вас еще есть время одуматься и изменить свою судьбу – не стать моим убийцей. – Кажется, старый глупец еще на что-то надеялся. Но Колян категорично заявил ему:
– Ты не прав, старик. Мы не делаем судьбу. Это она нас делает.
Он отключился сразу. Резкий удар ребром ладони по хлипкой шее – и голова у старика запрокинулась назад. Сухонькие ручки повисли как плети. Тело обмякло, привалившись к спинке кровати, на которую он пересел, перед тем как снять очки.
Колян достал из кармана обломок лезвия и быстро откромсал от полотенца, висевшего на спинке кровати, две полоски. Связал их узлом. Быстро соорудил петлю и накинул ее на хлипкую шею старика. Другой конец привязал к металлической спинке. Схватив тощее тело старика за костлявые плечи, резко сбросил его со «шконки» на пол.
Петля резко затянулась. Голова старика наклонилась к правому плечу, а из полуоткрытого рта вывалился синеватый язык.
В дверь негромко постучали. Это был сигнал, что пора уходить.
На всякий случай Колян потрогал пульс на левой руке старика. Как велел Борис Леонидович. Пульса не было.
Из камеры Колян выскочил как пуля. Прапорщик быстро запер дверь и выдавил сквозь зубы:
– Успокойся. На тебе лица нет.
В камере все ждали возвращения Коляна.
Сидели за столом, но в карты не играли. Сооруженная из консервной банки пепельница была полна окурков.
Старый вор лежал на кровати и отвлеченным взглядом смотрел на экран, не воспринимая происходящего там.
Едва Колян вошел и дверь за ним закрылась, он, пряча волнение, спросил:
– Ну как?
– Все нормально, – сказал и рухнул на свою «шконку».
Борис Леонидович подсел рядом и заискивающим голосом спросил:
– Ничего мне Аркадий не передавал?
– Аркадий? Тот старик? Он сказал, что вы долго не проживете. – Почему-то захотелось позлорадствовать над старым вором, добавить что-нибудь от себя. – Сказал, что он вас и с того света достанет. Чтобы вы готовились к смерти.
Впервые Колян увидел старого вора таким раздраженным. Тот даже плюнул на пол.
– Вот сволочь Аркашка! Он верен себе. Даже перед смертью не изменился. Ну да ладно. Бог ему судья. А ты – молодец, – улыбнулся вор. – Не подвел меня. Как только выйду, договорюсь, чтобы тебя отправили на зону. Там тебе повольней будет. Маляву отпишу, чтобы встретили тебя как самого дорогого гостя. А это… – Вор достал из кармана пуговицу, на обратной стороне ее были выгравированы две буквы, на которые начинались его имя и фамилия. – Держи, это тебе пропуск и охранная грамота.
Колян взял пуговицу:
– Что за грамота?
– Это значит, что ты мой друг. Понял? И никто тебя не посмеет тронуть без моего ведома. Иначе мои мальчики порвут ему глотку. Вот так-то, Коля. Ну а сейчас пойдем к столу. Выпьем за помин души Аркадия. Он хоть и сволочь был, но все ж мы выросли вместе, в одном дворе. Пойдем. – Вор подтолкнул Коляна к столу, на котором появились бутылка водки и закуска.
Сулико уже разливал водку по кружкам.
Колян хотел отказаться, после всего этого кусок в рот не лез. Но Борис Леонидович настоял:
– Ребят обидишь и меня. Нельзя так.
Через неделю старого вора досрочно освободили за примерное поведение. И слово свое он сдержал: не прошло и месяца, как Коляна отправили в Мордовию, где ему предстояло отбывать срок до освобождения. И уже находясь там, он узнал, что в Москве погиб Богданов Борис Леонидович с погонялом – Седой. Не уберегся старый вор от пули.
Глава 22
Больше пятнадцати дней Димон Конопатый находился между жизнью и смертью. А милиционеры даже не выставили возле его палаты дежурство, посчитав его ранение банальным недоразумением. В городе как раз произошла крупная драка между подростками. Не обошлось без поножовщины.
А на Конопатого как будто махнули рукой. Да и куда он денется, доходяга? Тем более все врачи в один голос уверяли – не жилец он.
Ни документов при нем. Ни имени, ни фамилии. В регистрационном журнале так и значится: «поступил неизвестный с тяжелым огнестрельным ранением в грудь».
И за это время скальпель хирургов два раза вгрызался в обессиленное тело, в котором жизнь почти угасла. Целую пригоршню свинцовых дробин извлекли хирурги из его груди.
Несколько раз приходил дотошный милиционер, беседовал с врачами и уходил разочарованным, узнав, что раненый еще без сознания.
Конопатый лежал в отдельной палате, под капельницей, хотя прошел уже почти месяц. И чувствовал он себя намного лучше, чем в первый раз, когда пришел в себя. А случилось это на двадцатый день его пребывания в больнице. Тогда он увидел оставленную на тумбочке газету. В ней Конопатый увидел большую статью с вызывающим названием – «Дерзкое нападение на инкассаторов раскрыто».
Тогда он подумал сразу: неужели менты взяли Коляна и этого козла Ракиту? Значит, скоро и до него очередь дойдет. Не зря же мент приходит в больницу, спрашивает о нем. Но долго притворяться, будто он все еще без сознания, – дело рискованное. Не дураки врачи, «раскусят» его. Спасибо, что хоть не достают его своими ежедневными осмотрами, приходят теперь раз в три дня. И только медсестра заходит по нескольку раз в день. Но ее дело – капельницу поменять. Глянет на Конопатого и, не задерживаясь, уходит.
Утром опять приходил милиционер. Конопатый узнал его по голосу. Он теперь научился многих узнавать: медсестер, врачей, многих больных, этого мента. В коридоре он о чем-то разговаривал с врачом, причем беседа явно проходила на повышенных тонах. В палату к Конопатому так и не зашел, но Димон уже решил для себя – сегодня ночью он должен уйти отсюда. Причем сделать это надо незаметно, чтобы медики не всполошились и не сообщили ментам.
Конопатый с нетерпением ждал наступления ночи, вслушиваясь в голоса, доносившиеся из коридора. А поздно вечером в палату зашла медсестра.
Конопатый лежал с закрытыми глазами. За то время, пока находился в больнице, научился притворяться. Но когда девушка в белом халате вышла, он сбросил одеяло. Знал: до утра ее к нему сюда палкой не загонишь. Но Конопатый на всякий случай выглянул в коридор.
Было тихо. Тусклый свет горел возле стола, где находился пост дежурной медсестры. Но самой ее на посту почему-то не оказалось. Конопатый, завернувшись в простыню, вышел в коридор.
